Рыжий бык, которому выпал жребий умереть за своих сородичей, уже сыграл свою роль в этом ночном спектакле и сошел со сцены, и теперь несколько воинов, сбросив плащи, ухватились за веревки из сыромятной кожи, чтобы привести в движение огневое сверло, воздвигнутое возле приготовленного для костра хвороста.
Пока луна поднималась все выше и выше, в мерцающее, исполосованное ветром небо, девять воинов что было мочи тянули за веревки, а когда они выбились из сил, на их место встала другая команда. Мудир со следами крови рыжего быка на груди и на лбу стоял тут же, и его присутствие придавало какой-то особый магический смысл всей этой картине.
Команда сменяла команду, пока внимание толпы постепенно не сконцентрировалось на темной точке, там, где заостренное с двух сторон веретено вращалось во втулке. Толпа ждала, ждала чуда, каждый раз испытывая страх, что может что-то помешать, и оно — это чудо — не произойдет.
Так уж повелось, что Новые Копья и самые молодые воины старались тянуть до последнего — им всем хотелось попасть в команду, которая выбьет искру Сменилось уже несколько команд, когда Дрэм, стоящий за своими однолетками, услыхал голос Вортрикса и почувствовал его руку на плече.
— Смотри, они начинают сдавать. Мне кажется, огонь уже близко, теперь наш черед. Ну-ка, давай поднажмем, брат Юриан, Мэлган!
Они вышли вперед, три прошлогодних воина и трое новичков. Как только они взялись за веревки, прежняя команда отскочила назад. Дрэм и Вортрикс теперь стояли друг против друга, а за ними все остальные. Рывком они отпустили веревку, сделав длинный шаг вперед, а потом такой же назад. Рывок за рывком, рывок за рывком — и огненное сверло безостановочно вращалось. Веревка гудела под руками Дрэма, а в ушах стоял скрипучий визг сверла. Ощущение, что он снова среди своих и вместе с братьями по копью принимает участие в таком жизненно важном деле, наполняло все его существо гордостью — грудь распирало так, что заныли свежие узоры, символы его мужества. Он изо всех сил старался во время церемонии у Костра Совета заставить себя поверить в то, что все происходящее с ним не сон, но так и не смог до конца уверовать в это. И только сейчас впервые все обрело реальность, и от неожиданности он готов был заплакать, как тогда, когда Вортрикс сказал ему, что он может снова вернуться в свой прежний мир.
И в ту же минуту он почувствовал запах гари: от острого кончика веретена отделилась ниточка дыма и растворилась в лунном свете.
Глаза его встретились с глазами Вортрикса в момент затишья, и их вдруг охватило радостное возбуждение, единый восторг и чувство торжества. Все складывалось хорошо, просто замечательно — они участвовали в общем деле, и чудо должно было вот-вот свершиться. Сами того не замечая, они начали быстрее тянуть веревки, и визг сверла стал громче и настойчивее.
Ниточка дыма превратилась сначала в прозрачный папоротниковый лист, а затем в перышко. Неожиданно из-под острия вылетела искра и упала в сухой мох, которым была набита втулка, и, сверкнув, будто драгоценный камень, погасла. За первой появилась вторая, за ней — третья. И тихий, долго сдерживаемый ликующий вздох облегчения прошел по стоящей в ожидании толпе, когда наконец выскочил яркий язычок пламени, желтый, как цветок ракитника в лунную ночь.
Старый Мудир зашевелился, как человек, проснувшийся после векового сна, и, вытянув из-под воловьего плаща факел из плетеной соломы, окунул его в пламя. Затем он поднялся и начал вращать факел, пока от него не пошли огненные круги, будто огненная птица летела у него над головой.
Его хриплый прерывистый крик огласил Холм Собраний.
— Огонь вернулся! Смотрите, о люди! Люди, о люди, огонь снова пришел в наш мир!
Чудо свершилось и на этот раз, как и во все прошлые разы. Восторженный рев встретил старого жреца, когда тот подошел сначала к одной груде хвороста, потом ко второй и запалил их, дотронувшись факелом. И тогда рев толпы перешел в Гимн Возрожденного Огня: "Мы пребывали во тьме, но огонь снова пришел к нам, красный огонь, красный цветок, солнечный цветок… " Раздвоенные язычки пламени побежали, потрескивая, по хворосту и начали лизать крупные ветки. Постепенно высвечивались лица толпы, светлокожие, темные, золотисто-смуглые. Свет отражался в глазах, причудливо играл на медных ручных браслетах и бронзовых остриях копий; он зажигал глаза у собак, и они, как зеленые светильники, горели в разжиженном луной мраке.
