В ту ночь великанша не могла уснуть. Мысли кружились в голове, словно дервиши в бесконечном танце.
Она возглавляла женскую труппу и давно привыкла к ответственности. Постоянно была начеку, с лёту угадывала, кто о чем думает, что значит взгляд или жест, и всегда знала, как поступить: остановить, утешить, забыть и двинуться дальше. Чувствовала их настроение, как моряки ощущают малейшую перемену погоды. Уже семь лет они изо всех сил старались сохранить независимость, не позволить мужчине управлять. Но сейчас великаншу не оставляло странное предчувствие…
С тех пор как они уехали из Мессины, Мариам казалось, что вокруг опасно. Или сельская местность всегда страшнее города? Люди здесь мрачные, суеверные и не очень любят артистов. Силачка прекрасно знала, как дорого можно заплатить за одну-единственную ошибку. Она неловко заерзала под одеялом.
На холмах позади лагеря не замолкала собака. В шатрах — тишина, Елена уснула рядом. Обычно они не засыпали, не выяснив до конца все разногласия. Лошадь жевала сено, рядом на привязи копошилась коза. Мариам нравились эти тихие звуки, но сегодня даже они не успокоили силачку. Она медленно распрямила неуклюжее тело, стараясь не обращать внимания на боль в суставах и немеющие пальцы.
Под самодельным навесом в углу повозки спали Фессала и малыш. В руке молодая женщина сжимала розовую сумочку. Ребенок лежал так спокойно, что сначала Мариам решила, он в стране снов, и собралась уходить, но заметила, что младенец смотрит в ночное небо.
Рядом всхрапнула лошадь. Младенец медленно повернул голову и сморщил лобик, будто это был первый звук за всю его жизнь. От движения тряпица распахнулась, обнажив крошечные сросшиеся ножки. Великанша поднесла палец к ручке ребенка, и тот обхватил его кулачком. Прикосновение — легче перышка. Сердце Мариам сжалось.
Правильно ли она поступила, взяв их с собой? Но разве можно было бросить? Тяжесть на сердце никуда не делась. Что ждет впереди? Есть ли у младенца шансы выжить? Вряд ли. Может, оно и к лучшему. Но русалчонок стоит целое состояние. Елена это прекрасно знала, остальные тоже.
Под усыпанным звездами небосклоном великанша и малыш смотрели друг другу в глаза. Слабая женщина молилась бы Господу Богу, Святой Деве и апостолам о защите и покровительстве, но Мариам плохо верилось, что кто-то услышит ее молитвы. Бог, как и мужчины, наслаждался ее мучениями издалека…
Силачка заснула — и ей снова привиделся кошмар.
Ее, пятнадцатилетнюю девочку, ведут в медвежью яму. Рычание собак из-за частокола…
В тринадцать она ростом и весом не уступала крепкому юноше. Родители с радостью продали уродку первому встречному. Торговец с юга, имени которого она так и не узнала, заявил, что хочет взять Мариам в жены, но на деле вышло не совсем так. Точнее, совсем не так.
Когда ему надоел секс с крепкой девочкой, хозяин стал предлагать ее любому, кто готов заплатить. Рабовладельцу жилось вполне вольготно. Он перестал торговать безделушками, купил палатку — ширму, за которой на соломенном тюфяке Мариам приходилось обслуживать клиентов, — и с таким «товаром» продолжил кочевать. Однажды утром, через несколько лет, вспомнил о жене и детях, оставленных где-то на Пелопоннесе. Собирался бросить ненужную теперь великаншу на произвол судьбы, дав ей лишь несколько сольдо, но последний клиент, предводитель труппы бродячих акробатов, купил Мариам.
Девушке исполнилось пятнадцать, она переросла самых высоких мужчин. Широкая грудь, предплечья обхватом с две ляжки, ладони и стопы как лопаты — не женщина, а племенной бык. И внешность соответствующая: черные волосы, черные глаза, тонкие черные усики над верхней губой, как у подростка.
Увидев ее, лидер труппы сразу нашел способ сторицей окупить потраченные деньги. Он выставлял девушку напоказ, как насмешку природы. Назвал Дочерью Минотавра. Теперь Мариам работала постоянно, и ее клиентами были не только мужчины.
Следующие несколько лет силачка прожила еще хуже, чем у прежнего хозяина. Акробаты, семья Гриззани из Генуи, поступали с ней почти так же, как торговец, только ездили дальше, появились зрители, а Мариам запихнули в клетку. Настоящую, с железными прутьями, с запахом и засохшими фекалиями предыдущего жильца — танцующего медведя. Каждый день девушка часами сидела там с коровьими рогами на голове, а зеваки платили несколько монет, чтобы вдоволь посмеяться, кинуть камнем или гнилым яблоком или просто потыкать в «чудище» палкой.
