Сначала Аннетта просто из любопытства попробовала вытащить камень. «Посмотрю и сразу положу обратно», — решила она. Но пальцы валиде так крепко сомкнулись на сокровище, что девушке не удавалось ухватиться за него вмиг вспотевшей рукой.
В канделябрах мерцали две свечи. Ежедневно служанки ставили новые. В их таинственном свете алмаз казался живым существом. Айше прислушалась, не идет ли кто-нибудь, но повсюду царила мертвая тишина. Рабыня слышала лишь свое дыхание и стук крови в ушах.
Никого. Ни единой живой души.
Она потянула сильнее, слегка расшатывая камень. Когда и это не помогло, зажала кулак валиде меж ладоней и попыталась выдавить сокровище, словно сок из апельсина. Безрезультатно. Мать султана сжимала алмаз, словно от этого, зависела ее жизнь. «Кто знает, — подумала Аннетта, — может, когда-то и впрямь зависела». В темных закоулках гарема творились странные вещи.
Девушка запаниковала. Мертвая валиде, сначала казавшаяся такой умиротворенной, выглядела все более зловеще с каждой секундой. Волосы растрепались и накрыли лицо, голова упала набок в неравной борьбе с карие. Мертвые глаза смотрели прямо на Аннетту, отражая свет свечей. Точнее, смотрел один полуоткрытый глаз. Кожа на губах и подбородке натянулась, слегка обнажила зубы, отчего на лице появилась жуткая гримаса. Служанка потела и задыхалась. О чем она только думала? Сюда в любой момент может кто-нибудь войти, и тогда… ее судьба решится очень быстро. Девушка встала на колени, обхватила кулак валиде, впилась зубами в мертвые пальцы, заставляя разжаться один за другим. Ощутила сладковатый привкус — наверное, перед смертью Сафие ела фрукты, мед или другие сласти. Наконец-то! Один медленно поддался. Внезапно что-то громко щелкнуло. Девушку затошнило.
Дьявольский вой разорвал тишину опочивальни. Меховые покрывала вспучились, словно лежащая под ними женщина забилась в судорогах. Аннетта хотела закричать, но ужас словно выдавил из легких воздух, и она лишь пискнула, будто испуганная мышь. Из-под покрывал выскочило что-то белое и мягкое.
Кот! Противная, облезлая, блохастая тварь!
Аннетта попыталась схватить любимчика валиде, но тот прошмыгнул мимо нее и растворился во тьме.
Кто-то услышал мяуканье. К передним комнатам покоев приближались служанки. Они наверняка немного подождут за дверью, прежде чем войти. Карие быстро выхватила алмаз из разжавшегося кулака. Аккуратно скрестила руки Сафие на груди, осторожно спрятав сломанный перст под другой ладонью. Положила украденную драгоценность в карман, который сразу же отвис под тяжестью.
«Словно камень на шее утопленника», — подумала Аннетта.
Той ночью, уже перед самой заутреней, кто-то разбудил Аннетту, тряся за плечо.
— Что?.. Кто это?
— Ты говорила во сне, сестра.
— Евфемия! А ты что тут делаешь?
Не успев толком проснуться, клирошанка узнала маленькую конверсу по запаху немытого тела. В отличие от Аннетты с ее роскошными нарядами, Евфемия надевала прямо на голое тело монастырские робы, нечасто попадавшие в прачечную.
— Наверное, тебе опять кошмарное наснилось. Дай залезу рядышком.
Простонародный говор тоже ни с чем не спутаешь. Не дожидаясь приглашения, девочка забралась под покрывало, улеглась спиной к стене и тесно прижалась сзади. В темноте монахиня различала лишь очертания непокрытой головы послушницы. Темные волосы Евфемии, совсем недавно коротко остриженные, отрастали непокорными вихрами. Иногда девочка напоминала Аннетте забавного взъерошенного птенца.
Ставить замки не разрешалось, поэтому дверь кельи была открыта. В коридоре всю ночь горели свечи. Суора Виргиния, одна из самых кротких, старых и уважаемых монахинь, должна ежечасно обходить кельи, чтобы убедиться: у младших сестер все в порядке. Но вскоре после заката, приложившись к бочонку с вином в своей келье, она обычно засыпала так крепко, что, как говорила Урсия, проспала бы даже Судный день.
— Опять тот сон? — спросила Евфемия, гладя подругу по волосам.
— Не знаю. Наверное.
— Не помнишь?
— Никогда не запоминаю снов. Только вот просыпаюсь с этим… ощущением.
— Каким ощущением?
— Не знаю…
