Трапезу я открыла бокалом кьянти (надо ж было размочить ком в горле, верно?), после чего продолжила заполнять внутреннюю пустоту фирменным салатом, солидной порцией спагетти и тремя ломтями чесночного хлеба. Однако отсутствие аппетита сказалось: выпив пару чашек приличного кофе, я решила обойтись без десерта.
Выйдя из ресторана, я глянула на часы: не было и восьми — ехать на встречу рано. Поэтому пришлось заскочить в закусочную, где я выпила ещё одну чашку кофе, которую в общем-то и не хотела, а уж потом поймала такси и отправилась на угол Парк-авеню и Шестьдесят восьмой улицы.
* * *
Барри на кухне пила чай. На ней были эластичные, леопардовой расцветки, брючки до щиколоток, облегающий зеленовато-жёлтый свитер с воротником «хомут» и босоножки на немыслимой платформе, в которых я её видела в прошлый раз. Из босоножек торчали пальцы с ядовито-лиловыми ноготками. И она опять была украшена таким количеством побрякушек, что хватило бы на ювелирный салон. Однако штукатурки на лице вроде бы поменьше — а может, она просто несколько часов не освежала макияж. В общем и целом в тот вечер Барри выглядела почти как обычные люди. Обычные экстравагантные люди.
— Вы, наверное, замёрзли, на улице так холодно. — заметила она, когда я присела, и тут же, обернувшись, кивнула на белую кофеварку. — Только что сварила свежий. Надеюсь, обычный вас устроит? Боюсь, без кофеина у нас не найдётся. — И, прежде чем я успела отказаться — постаравшись при этом не зарычать, — она уже вскочила, чтобы налить мне чашечку.
Вот это влипла! но не сидеть же, пялясь на эту чашку, — пришлось сделать пару глоточков.
— Ну как, лучше? — не унималась Барри.
— Ой, да! Спасибо большое.
Барри довольно улыбнулась:
— Приятно выпить горяченького, чтоб кровь в жилах снова забегала. правда?
В этот момент мне казалось просто немыслимым представить, что эта радушная, улыбающаяся женщина сотворила то, что она сотворила. — причём с родной сестрой.
— Вы узнали что-то новое о смерти Кэтрин? — Барри вдруг помрачнела.
— Вообще-то да, — бесстрастно ответила я. — Я узнала, что её убили.
Барри открыла рот, будто собиралась что-то сказать. И некоторое время так и сидела. Наконец ей удалось еле слышно вымолвить:
— Кэтрин?
— Кэтрин, — эхом отозвалась я.
— Вы, должно быть… вы скорей всего… вы не можете ошибиться? — в глазах её заблестели слёзы.
Однако же хороша-а! Что есть, то есть, не отнимешь.
— Нет, — ровным голосом объявила я. — Я не ошибаюсь.
— Но… но как? Не понимаю.
Пришла пора изложить последнюю и наиболее полную версию моего сценария с метёлкой из перьев. И если честно, по-моему, представляя свою теорию, я гармонично совместила реальность и сценические эффекты.
Но, очевидно, как актриса я в подмётки Барри не гожусь, поскольку, когда умолкла, она скептически взглянула на меня. Я спешно упредила неминуемые возражения:
— Слушайте, я не собираюсь вдаваться в подробности, каким образом это выяснила. Сейчас, по крайней мере. Но улики неоспоримы. — Подумаешь, крохотное преувеличение. — И доктор Паскаль — пульмонолог Кэтрин — согласен, что так всё скорее всего и произошло. — Ещё одно маленькое преувеличение.
— Но кто… кто это сделал? У вас есть какие-то подозрения?
— Именно это я хотела услышать от вас.
— От меня? — тупо переспросила Барри. — Но откуда я могу… — Осекшись, она с ужасом посмотрела на меня. — О нет! Не может быть, чтоб вы думали, что это я убила Кэтрин. Я её любила. Она была моей младшей сестрой!
— Думаю, вы действительно любили её. Но сына вы любите больше.
— При чём здесь Тодд?
— Вам ведь очень нужна ваша доля бабушкиных денег, ради него, не так ли?
— Конечно, но… — Барри умолкла, и в глазах её, устремлённых на меня, мелькнуло понимание. — Ну ясно, — с презрением бросила она. — Вы считаете, что я убила Кэтрин, чтоб отхватить побольше куш от наследства.
До чего ж великолепная игра! Эта женщина может давать Мерил Стрип уроки актёрского мастерства.
— Нет, так я не думаю. Однако только у вас были и мотив, и возможность.
— Видимо, никто вам не сообщил, но в своём завещании бабушка более чем щедро обошлось со мной и Тоддом. И мы отнюдь не нуждались в доле Кэтрин.
