Откуда я узнала?
Да просто потому, что только у неё была возможность это сделать.
* * *
Но сначала поговорим об остальных.
Как только я определилась с орудием убийства — а следовательно, получила право безоговорочно исключить некий яд, который невозможно отследить, и прочие версии, — сразу же должна была вычеркнуть Тодда из списка подозреваемых. У него просто не было возможности совершить это преступление. Всё утро он провёл с Сондрой Кинг, кроме тех пяти минут, когда она выходила в туалет, а это было за несколько часов до того, как Луиза отправилась в магазин за молоком и Кэтрин осталась одна внизу, в библиотеке. Понятное дело, я исходила из предположения, что Кинг не солгала, прикрывая ребёнка. Но зачем бы ей врать? Тем более что она бы только выиграла, если б его упекли в тюрьму за убийство, а так живи вместе с этим чудовищем.
Проверку на наличие возможности не выдерживала и Донна. Да, она запросто могла проскользнуть в дом, прервав поход по магазинам, убить свою падчерицу, а затем вернуться в «Сакс», куда за ней заехал шофёр. Но кое-что Донна не учла, когда, если помните, столь любезно предложила мне сей незатейливый сценарий (да и я-то сообразила только несколько минут назад). Никоим образом она не могла предугадать, что Луиза отправится в магазин. Даже если, допустим. Донна сама извела остатки молока в пакете, вынудив экономку отлучиться из дома для пополнения запасов, то как бы она вычислила, когда именно Луиза этим займётся?
Кроме того, ещё одна причина убеждала меня в полнейшей непричастности младшей миссис Корвин. Никто, в том числе и Донна, не мог предвидеть, что метёлка для пыли будет оставлена там, где она была оставлена.
Совершенно очевидно, что Кэтрин умерла в тот день и в том месте лишь потому, что так сложились обстоятельства.
И никто, кроме Барри, не сумел бы воспользоваться этими обстоятельствами.
Откуда мы знаем, в котором часу она на самом деле ушла с работы в день убийства? Вполне возможно, не в полвторого, как она утверждает, а гораздо раньше. А придя домой и застав Кэтрин одну…
Конечно, я могла только гадать, что толкнуло её на столь гнусное преступление. Но не нужно быть Эйнштейном. чтобы найти вполне убедительный мотив.
Для Барри было жизненно важно сохранить в тайне истинную природу своей дружбы с Кинг. Верно? Предположим, Кэтрин — которая большую часть времени проводила дома — увидела или услышала что-то такое, что выставляло эту «дружбу» в новом свете. И предположим, Барри об этом знала. Стала бы она рисковать — а вдруг девочка проговорится, пусть даже нечаянно, своей бабушке? Не стала бы, если только ей не плевать на потерю нескольких миллионов долларов.
Поймите, мне было очень трудно даже допустить возможность того, что Барри убила свою младшую сестрёнку. Тем более она, кажется, по-настоящему её любила. Но в свете откровений Пола Лундквиста о стремлении бывшей супруги получить деньги ради Тодда я могла представить, что любовь Барри к сыну взяла верх над всем остальным и вынудила её принести в жертву (иначе не скажешь) свою сестру.
Лундквист попал в точку, когда поведал мне, что его Барри особенная. Ещё какая!
Итак, наконец-то я нашла разгадку, и вроде всё сходится. Но как, скажите на милость, убедить хоть кого-то в своей правоте? Убийцу я вычислила, но что касается улик — тут полный нуль.
Не знаю, сколько ещё я просидела за кухонным столом, поглощая одну чашку поганого кофе за другой (к сожалению, без мороженого) и пытаясь решить, что делать дальше. Но где-то под утро, уже с трудом припоминая, как меня зовут, я капитулировала и поплелась в постель. И мгновенно отключилась.
В пятницу я проснулась совершенно разбитая и с твёрдым убеждением, что если сделаю ещё хоть глоток своего кофе, то попросту захлебнусь. Поэтому заварила чай, поджарила в тостере пару ломтиков ржаного хлеба и уселась, дабы продолжить размышления.
Примерно между третьим и четвёртым тостом я выработала план действий. Если честно, он родился скорее от отчаяния: я просто не знала, что ещё предпринять. Но, даже мысленно утвердив этот проект, отдавала себе отчёт, насколько он ненадёжный.
