— Никогда не показала бы вам это снимки, если бы знала, что вы побежите к свекрови! — перебила Донна, смерив меня взглядом, который обычно приберегают для таракана. Беременного таракана. — Что ж, поделом мне, коли такая дура. Но повторяю ещё раз: не вижу никаких оснований, чтобы вы так поступали.
— Я всего лишь…
— Зачем вам это? — снова наступила она на горло моей песне. — Моя дочь умерла от болезни. Мне показалось, вы с этим согласны.
— Дело в…
— Сами же говорили, что взялись за это дело главным образом ради того, чтобы убедить мою свекровь, что это не было убийством. Я вообще не понимаю, почему вы до сих пор этим занимаетесь, давно бы уже следовало поставить точку.
— Вы правы, — ухитрилась вставить я. — Поверьте, я по-прежнему надеюсь убедить Эвелину, что Кэтрин никто не убивал. Но прежде чем убеждать её, я должна быть сама уверена на сто процентов.
Воцарилось молчание. Я читала её мысли как по писаному (невелика заслуга, учитывая, с каким выражением Донна на меня взирала). «Мало того, что эта рыжая стерва меня шантажирует, так ещё и выгоду с этого имеет» — вот что думала моя визави. Впрочем, какие бы чувства Донна ко мне ни питала, особого выбора у неё не было, и, кажется, она это поняла.
— Ну хорошо, что вы там предлагаете? — процедила она.
— В общем, так. Я поговорю с Тоддом, но больше никому ни слова не скажу о фотографиях. При том условии, конечно, что Тодд не имеет отношения к смерти Кэтрин.
— Честное слово?
— Клянусь.
С минуту она обдумывала моё предложение и наконец неохотно согласилась:
— Ладно, договорились.
— Вот и отлично! Маленькое чудовище дома?
— Недавно видела его на кухне. — И с неприязнью добавила: — Он там большую часть времени околачивается. Пойду позову. Я вам больше не нужна? — Донна потянулась к своему вязанью.
— Вы — нет, но вот это пока подержу. — Я постучала пальцем по рамке, лежавшей у меня на коленях.
— Хорошо, но когда будете уходить, пожалуйста, отдайте её Луизе. Мне бы не хотелось, чтобы с фотографиями случилось ещё что-нибудь похуже. — Забрав рукоделие, Донна встала.
— Позвольте только ещё один вопрос.
Она медленно уселась обратно.
— Вы знаете, когда это произошло?
— На прошлой неделе. Если точнее, в среду вечером, — мимолётная тень скользнула по лицу Донны. — Какая ирония судьбы, — произнесла она (явно обращаясь к самой себе, ибо меня не особенно жаловала). — Этот снимок Кэтрин, который сделала Барри, лежал у меня давным-давно, чуть ли не год. И мне вдруг срочно захотелось поместить его в рамку как раз накануне её смерти…
* * *
Миляга Тодд выглядел ещё хипповее — если такое возможно, — чем в наши предыдущие посиделки. Грязные кудряшки с пурпурной прядью стояли торчком. Драные джинсы держались на честном слове, а на стильной маечке с добрым советом «Лучше отвали!» без труда можно было прочесть меню последних десяти трапез мальчугана. Довершали отвратное зрелище торчавшие из-под джинсов огромные ступни, голые и грязные.
Гаденько улыбаясь, красавчик присел на подлокотник кресла, где только что сидела Донна, с важным видом скрестил руки на груди и надтреснутым голосом осведомился:
— Чем могу помочь, советник? — Видимо, решил выпендриться, блеснуть недавно выученным словечком — спасибо телевидению.
— Если ты забыл, напоминаю: я частные сыщик, а не советник. Советник — это юрист, — пояснила я подчёркнуто сдержанно, радуясь случаю поставить мерзавца на место. (Конечно, взрослой женщине вроде бы не к лицу тягаться в эрудиции с подростком. Но, похоже, этот деточка пробуждает к жизни все мои пороки.)
— Ну так что? — невозмутимо фыркнул Тодд.
— Что тебе известно вот об этом? — без обиняков выпалила я и сунула рамку с фотографиями ему в мор… лицо.
— Нравится моё художество? — расплылся ребёночек в ухмылке.
Я так и села.
— Так ты признаёшь, что это твоих рук дело?
— Ну да. Моих и моего старого доброго маркера, и что? — дерзко спросил он, и ломкий голос на пару секунд обрёл более-менее мужской тембр.
— Я знаю, что ты ненавидел Кэтрин, но это… это просто чудовищно.
— Неужели? Ещё чего скажете?
— Да тебя надо… совершенно очевидно, тебе требуется… помощь…
