— И покрой тебе не идёт — очень полнит.
И это говорит великая модница, обожающая носить гольфы, резинки которых постоянно вылезают из-под юбки, стоит Барбаре присесть! Но достойного ответа я так и не подыскала, поскольку доброхотка великодушно предложила:
— Если хочешь, можем на следующей неделе прошвырнуться по магазинам.
Мне стоило немалых трудов сдержаться, чтобы не ляпнуть что-нибудь, о чём потом пожалею.
— Никакого нового пальто мне не нужно, — наконец процедила я сквозь зубы.
— Ради бога, дело твоё! — холодно ответствовала она. — Но если вдруг передумаешь, знаешь, где я живу.
В тот момент мне нестерпимо захотелось повалить Барбару на пол и этак с часок попрыгать на её костях.
И после кино моё отношение к ней не потеплело. Мы смотрели многословный чёрно-белый шведский фильм с субтитрами, который Барбара, едва выйдя за порог кинотеатра, окрестила «классикой», а по мне, так это было чистейшее занудство. Если откровенно, я даже отдалённо не поняла, о чём там шла речь. Позднее, за кофе, Барбара мучительно пыталась мне это растолковать. Но очень скоро я сообразила — с мстительной радостью. — что подруга моя, при всех её интеллектуальных претензиях (нет, честное слово, я очень её люблю), поняла в этом «кине» ничуть не больше моего.
* * *
В воскресенье я некоторое время занималась поистине неблагодарной работой — уборкой жилища, а затем всецело отдалась ничегонеделанию.
В восемь вечера я включила телевизор: «Она написала убийство» — это святое. Эх, если б так было в жизни! Нет, ну серьёзно, сколько смотрю этот сериал, никогда не случалось, чтоб Джессика Флетчер обвинила кого-либо в преступлении, а подозреваемый взял да и не признался во всех грехах, не отходя от кассы. Но суть не в том. Я никак не могла сосредоточиться на фильме, потому что все мысли занимала смерть Кэтрин Корвин. Всё моя чертова совесть, вечно лезет, когда не просят.
Ну ладно. Согласна, я взялась за это дело, зная, что полиция уже провела расследование и исключила злой умысел. Кроме того, я изначально не рассчитывала обнаружить что-либо противоречившее этому выводу (и пока что ничего не обнаружила). Но, как я уже говорила, взялась я за дело с самыми лучшими намерениями.
Однако сейчас, вечером, во мне проснулся противненький внутренний голосок, настойчиво советующий заглянуть себе в душу.
Не лицемерила ли я, пытаясь уговорить миссис Корвин отказаться от моих услуг? Может, в действительности я не чаяла, как заполучить её в клиенты, чтобы оплатить кое-какие счета, — а затем внушила себе, будто руководствовалась альтруистическими целями?
Хотелось надеяться, что нет. Беда в том, что уверенности я не испытывала. И уснула в ту ночь с тяжёлым сердцем.
Утром всё предстало в более радужном свете, главным образом потому, что в промежутках между боями с подушкой, которые длились до рассвета, мне удалось убедить себя, что мною двигало прежде всего сострадание. Я искренне надеялась, что результаты моего расследования помогут миссис Корвин смириться со смертью внучки.
Когда, наскоро ополоснувшись под душем, я вышла из ванной, автоответчик игриво подмигивал. Эвелина Корвин продиктовала мне номер телефона Сандры Кинг, а также сообщила, что Барри вернулась из Вермонта.
— Я сказала Барри, что вы хотите с ней поговорить, так что смело звоните прямо сейчас, — велела старушка, на мой взгляд излишне властно.
В тот день я не стала звонить Барри Лундквист. В основном потому, что миссис Корвин явно пыталась учить меня, как делать мою работу, а я такая недозрелая, что решила отомстить, пусть даже об этом никто не узнает. Однако кое-куда я всё же позвонила, как только добралась до своей конторы…
Тим Филдинг — вернее, сержант Тим Филдинг — работает в отделе убийств 20-го участка Манхэттена, а ещё он мой хороший друг, как раньше был другом моего покойного мужа, Эда. (Не знаю, упоминала ли я об этом, но Эд тоже работал частным сыщиком, а до этого служил в полиции.) И коли уж мне понадобилась услуга от полиции, к кому же ещё обратиться?
Трубку сняли после первого же гудка.
— Филдинг, — зычно рыкнул мой друг.
