Злые глазки Ухана забегали. Он напустил на себя важный вид и доверительно сказал:
– Сегодня во сне Мать-Игуана явилась ко мне и сообщила, что отменяет человеческие жертвоприношения. Она сказала, что ей достаточно одного сахарного орешка в месяц, как это и было раньше.
– Ага, понятно, – кивнул Клато. – Какое совпадение. Этой ночью Мать-Игуана явилась и ко мне. Кстати, она сказала, что ты ей надоел до смерти и она слагает с тебя сан Верховного жреца. А тебе она этого не говорила?
Лицо Ухана сморщилось, брови нахмурились, но взглянув на меч ливийца, он согласно кивнул трясущейся головой.
– Да, действительно... Что-то такое припоминаю.
– Ну так сообщи скорее это радостное событие своим соплеменникам, которых ты превратил в рабов.
Подталкиваемый Клато, старик направился к краю площадки. Он изо всех сил пытался сохранить остатки достоинства, но дрожащие руки выдавали его с головой – жрец был испуган до смерти.
– Мои рабы! – закричал он, обращаясь к столпившимся внизу тиссам.
Клато в сердцах плюнул и поднял свой меч. Почувствовав укол остриём пониже спины, низложенный Верховный жрец тут же исправил свой промах.
– Соплеменники! – закричал он. – Отныне человеческие жертвоприношения отменяются!
Снизу послышался радостный рев толпы. Алладин усмехнулся и, оставив старика на попечение Клато, начал развязывать верёвки на запястьях человека, распростёртого на жертвенном камне.
– Карог?!
Вождь тиссов ветви Синей Игуаны поднялся с каменного ложа и, отводя глаза в сторону, начал растирать затёкшие руки.
– Карог, как ты здесь очутился? – спросил Алладин.
– Не оправдал возложенного на меня высокого доверия, – хмуро пробормотал вождь. – Лишил Мать-Игуану жертвы и по традиции сам занял пустующее место. Обычная практика... Спасибо тебе. Не знаю, почему ты меня спас. Я ведь тебя бросил в яму, а ты... – вождь опустил голову и тяжело вздохнул. – Вот уж не знаешь, где найдёшь, где потеряешь...
– Да ладно, – великодушно махнул рукой Алладин. – Человеческие жертвоприношения отменены, Карог! Так что ты свободен!
– Я – раб! – горько сказал вождь. – Раб Верховного жреца Ухана...
– А ты послушай, что он говорит.
Подталкиваемый мечом ливийца, бледный, дрожащий от страха, Ухан вещал:
– Я слагаю с себя сан Верховного жреца!
– Про рабство не забудь, – напомнил Клато.
– ...Рабство отменяется. Отныне все свободны! Каждый может делать всё, что захочет.
– Кто-то должен следить за порядком, – задумчиво произнёс Алладин. – Хотя бы на первых порах. Островитяне отвыкли от свободы, да и время неспокойное... Пусть тиссы выберут себе достойного короля.
Ухан совсем поник головой, но очередной укол меча подогрел его красноречие.
– Выбирайте себе короля! – закричал он. – Только согласуйте кандидатуру со скилосонами.
– К чертям скилосонов! – взревела толпа. – Пусть правит Карог! У него с зелеными ящерицами свои счёты! Отомстит за братьев.
– А я за мать...
– А мы за детей...
Крики слились в один сплошной гул. Невозможно было услышать отдельные голоса. Но вскоре сквозь рёв толпы можно было разобрать только одно имя.
– Карог! – скандировали тиссы. – Карог!
– Теперь ты король, – улыбнулся вождю Алладин. – Покажись своим подданным.
– Я свободен? – ошеломлённо прошептал Карог. – Я – король? И все тиссы – мои подданные? А Ухан?
– И он тоже.
– Отлично, – новоиспеченный король быстро пришёл в себя. – Где этот кровосос?
– Ты не можешь убить меня! – запричитал Ухан, с ужасом глядя на приближающегося короля. – Скилосоны не одобрят твоего поступка. Они отомстят...
– Пошёл прочь! – брезгливо поморщился Карог. – Убирайся к своим скилосонам, прислуживай им, потому что отныне некому будет ухаживать за их кладками. Свободные тиссы ни перед кем не склоняют головы.
– Скилосоны! – дозорные на крепостных стенах размахивали копьями и указывали на побережье. – Они идут на приступ!
* * *
Сотни скилосонов стремительно приближались к крепостным стенам. Зеленокожие ящеры широко раскрывали свои пасти. Их глотки казались бездонными провалами, окаймлёнными жёлтыми клиньями треугольных зубов. Продольные складки чешуйчатой кожи на спине были усеяны рядами шипов. Лапы с нелепо вывернутыми кистями заканчивались изогнутыми когтями. Длинные хвосты поднимали облака пыли.