Другой современник Генриха, Вальтер Maп, сравнивает королевский двор с двором короля Эрла, каким его изображают древние кельтские легенды. Если верить этим легендам, король Эрл отправился на свадьбу короля Пигмеев в его подземный дворец. После чего король Пигмеев с почетом проводил Эрла и его свиту, осыпав их подарками; он дал королю легавого щенка, которого тот должен был держать на руках: «Смотри, чтобы ни ты сам и никто из твоих придворных не сошел с коня, пока не спрыгнет на землю этот щенок». Эрл и его свита поскакали домой; через некоторое время им встретился пастух, и король стал расспрашивать его о своей жене, королеве, с которой расстался несколько дней тому назад. Пастух никак не мог понять, о чем идет речь, и ответил, что не знает королевы, носящей такое имя; правда, ему кажется, прибавил он, будто лет двести назад действительно была такая королева, еще до того, как саксонцы победили британцев; тотчас несколько придворных соскочили с коней, намереваясь наказать пастуха за дерзость, но не успели они коснуться земли, как рассыпались в прах. Перепуганный король повторил своим приближенным запрет сходить с коней, пока не спрыгнет на землю легавый щенок, но тот так и не соскочил на землю, и с тех пор король вместе со всеми придворными так и скитается по лесам. Валлийцам нередко случалось видеть, как король Эрл со своим двором скачет по долине Уай, прибавлял Man, но теперь они ее больше не видят, с тех самых пор, как она заново воплотилась во дворе Генриха Плантагенета. Мы узнаем здесь известный сюжет бродячей охоты, который у других рассказчиков носит название «mesnie Hellequin»; а сама эта история с кельтских земель постепенно перекочевала в международный фольклор.
И эта легенда, и другие, не менее зловещие, часто встречаются в сочинениях современников, когда речь заходит о Генрихе II. Одну из самых удивительных историй рассказывает Гирольд де Барри: он уверяет, будто в одной из комнат замка в Винчестере находилась картина, изображавшая орла и четырех орлят; трое из этих птенцов клевали и рвали когтями крылья и спину орла; четвертый же, самый маленький, усевшись у него на шее, старался выклевать у него глаза. И будто бы сам Генрих так объяснял эту картину своим приближенным: «Эта четверка орлят — четверо моих сыновей, которые до самой смерти не перестанут меня преследовать; среди них всех самым жестоким по отношению ко мне окажется самый младший и самый любимый, именно он ранит меня больнее, чем трое других».
В последние годы жизни Генриха страшное предсказание осуществилось. Ричард и Жоффруа не переставали вести борьбу против отца, на которого их ловко натравливал французский король Филипп-Август, — судя по всему, за неимением других достоинств, он обладал, по крайней мере, большими дипломатическими способностями, чем его отец. Именно при его дворе скончается Жоффруа Младший; его торжественно похоронили в совсем новом соборе Парижской Богоматери, освященном всего за три года до того. Графиня Мария Шампанская присутствовала на его похоронах; она была потрясена кончиной единокровного брата, которого очень любила и который умер совсем молодым в результате несчастного случая во время турнира.
Что касается Ричарда, то перипетии его борьбы против отца лишь косвенным образом связаны с историей Алиеноры. Но, в любом случае, обстоятельства этой борьбы привели его, по примеру братьев, к союзу с королем Франции. Его родственнику, графу Филиппу Фландрскому, пришлось поспособствовать, чтобы между ними установилась дружба. Монах Гервасий из Кентербери, старательный летописец тех мрачных лет, сообщает, что в 1187 г. Ричард, говоря о Филиппе-Августе, сказал графу Фландрскому: «Я готов пешком идти в Иерусалим, лишь бы добиться его расположения». На что граф Фландрский ответил: «Совершенно незачем идти туда пешком, как босым, так и обутым, ты вполне можешь к нему отправиться таким, как есть, верхом и в твоих великолепных доспехах». После чего встреча с Филиппом-Августом состоялась, и за ней последовал союз, который неминуемо должен был оказаться направленным против Генриха Плантагенета. Между королями Англии и Франции оставалось много нерешенных вопросов и обид; среди прочего, речь шла о Жизорской крепости и нормандском Вексене, которые были даны в приданое Маргарите Французской и после смерти Генриха Младшего должны были вновь отойти к королевству. В 1186 г., в год смерти Жоффруа, Маргарита вышла замуж вторым браком за Белу, венгерского короля; ничего не осталось от союза, на который тридцать лет тому назад Генрих и Алиенора возлагали столько надежд. Правда, теперь Жизор составлял приданое Аделаиды, но поскольку и речи не было о том, чтобы отпраздновать ее свадьбу с Ричардом, у короля Франции был выбор: он мог потребовать вернуть как саму принцессу, так и крепость, служившую ей приданым. По этому поводу то и дело вспыхивали стычки, за которыми следовали переговоры, как правило, проходившие под знаменитым жизорским вязом, деревом, чей возраст насчитывал не одну сотню лет, с огромным стволом, который с трудом могли обхватить девять человек.
