От одного из оставшихся ему верными прелатов, Ротру де Варвика, архиепископа Руанского, Генрих добился, чтобы тот отправил королеве суровое официальное послание: «Мы все в один голос и горестно сожалеем о том, что ты, столь благоразумная женщина, рассталась со своим супругом… Отделившись от головы, ни один из членов тела не может больше ей служить. Но еще более чудовищно, что самый плод сеньора короля и твоего собственного чрева ты заставила восстать против отца… Мы знаем, что, если только ты не вернешься к твоему супругу, то станешь причиной общего разорения… Вернись же, о прославленная королева, к своему супругу и нашему господину… Прежде чем ход событий приведет нас к трагическому исходу, вернись вместе с твоими сыновьями к мужу, которому ты обязана повиноваться и рядом с которым должна жить… Или же ты вернешься к супругу, или же мы, воспользовавшись каноническим правом, будем обязаны и вынуждены отлучить тебя от Церкви, о чем мы говорим с величайшим сожалением, и мы сделаем это, если ты не одумаешься, со слезами и скорбью…»
Но в тот момент, когда сочинялось это послание (авторство его приписывают королевскому секретарю, Петру Блуас-кому, которого мы несколькими годами позже увидим рядом с королевой), Алиенора, укрывшись в своем Пуату, думала совсем о других вещах. Меньше всего она намеревалась возвращаться к оскорбившему и покинувшему ее супругу. С военной точки зрения события приняли для нее плохой оборот, и уже пошли разговоры о перемирии. Генрих, как только справился с Нормандией, повернул свои войска в Пуату и принялся разорять край, лежащий между Туром и Пуатье. Догадавшись, что в этом случае подручным и доверенным лицом королевы мог быть только преданный ей Рауль де Фе, Плантагенет начал осаду Фе-де-Винеза, который вскоре перешел в его руки. Возможно, раньше он и застал бы там Алиенору, но к этому времени ее уже не было, да и самого Рауля тоже: он, в свою очередь, отправился в Париж. Должно быть, с намерением просить убежища для самой королевы… Но каким же трагическим было возвращение к первому, столь презираемому супругу, к этому «коронованному монаху»!
К северу от Пуатье, на дороге, ведущей к Шартру, совсем близко от границы владений короля Франции, наемники Плантагенета внезапно наткнулись на горстку всадников и на всякий случай взяли их в плен, поскольку те оказались пуа-тевинцами. К величайшему своему удивлению, среди пленных они узнали переодетую в мужское платье королеву Алиенору.
Смерть жестока, но более жесток
Удел того, кто жив без упованья.
Как грустно брать воздержности урок
Из милых уст, расцветших для лобзанья![16]
Аймерик де Пегильян
«Скажи мне, двуглавая Орлица, скажи мне, где ты была, когда твои орлята, вылетев из гнезда, осмелились нацелить когти на короля Аквилона? Это ты, нам известно, побудила их восстать против отца. Вот потому ты была оторвана от твоей собственной земли и увезена в чужую землю. Твои бароны своими тихими речами хитро ввели тебя в заблуждение. Твоя цитра зазвучала скорбно, а флейта горестно. Прежде ты, утонченная и полная неги, пользовалась царственной свободой, была осыпана богатствами, твои юные подруги пели свои сладкие кантилены под звуки тамбурина и цитры. Тебя пленяло пение флейты, ты ликовала, внимая аккордам, извлекаемым твоими музыкантами. Молю тебя, Королева, увенчанная двумя коронами, прекрати беспрестанно горевать; к чему истязать себя горем, к чему ежедневно удручать твое сердце слезами; вернись, о пленница, вернись, если можешь, в свою страну. А если не можешь, пусть твой плач прозвучит подобно плачу Иерусалимского царя: "Увы! изгнание мое затянулось, я жил с невежественными и непросвещенными людьми". Возвратись, возвратись к своей жалобе и скажи: "Слезы денно и нощно были моим хлебом, и каждый день мне говорили: "Где твои родные, где твои юные служанки, где твои советники?" Одних внезапно оторвали от их земель и предали позорной смерти, другие были лишены зрения, третьи скитаются в разных местах и считаются беглецами. Ты, Орлица порушенного союза, доколе ты будешь взывать понапрасну, не встречая ответа? Король Аквилона взял тебя в осаду. Кричи вместе с пророком, вопи неустанно, возвысь свой голос подобно трубе, чтобы достиг он слуха твоих детей; он и в самом деле ими услышан, и настанет день, когда твои сыновья тебя освободят, и ты возвратишься на твои земли».