Алхимическое активное воображение - страница 14
Ясное изложение таких взглядов можно найти в трудах Иоганна Валентина Андреа, который, вероятно, был пастором в южной Германии и который писал под псевдонимом Христиан Розенкрейц. Он был основателем движения розенкрейцеров. Из основ алхимической символики и традиции он извлек все, что не было в строгом противоречии с христианством, и превратил это в род моралистической, благовидной христианской аллегории, доктрины и символизма. Это можно найти еще более явно в традициях масонов.
Таким образом, алхимия частично впиталась в христианское сознание XVII и XVIII веков и потеряла свою основу как непосредственный опыт. Она превратилась в литературный эстетизм и стала неким разбавленным моралистическим учением, которое все еще можно найти среди масонов.
Даже сейчас в Англии существует целая традиция так называемой алхимической литературы, а также адепты и посвященные алхимии, однако они полностью потеряли связь с экспериментальной химией, а вместе с этим и всю индивидуальную драму настоящего эксперимента с неизвестным, она стала зеркальным изображением некоторых христианских доктрин, хотя изначально масоны были против католической церкви.
Таким образом, традиции алхимии были ассимилированы в новое коллективное сознание и потеряли свою изначальную независимость, что, естественно, было результатом экспериментов с неизвестным. Я упоминаю об этом потому, что Дорн был именно такой человек: он был как раз на грани этого. Он был одним из немногих алхимиков-интровертов конца XVI века, которые поняли, что алхимический символизм и традиции подразумевали религиозную проблему. Таким образом, в отличие от многих других авторов, он «извлек» ее, спросив себя, не было ли то, что он говорил, языческим или еретическим. Он приложил героические усилия по интеграции своих предыдущих знаний в духе Парацельса в христианские идеи. Естественно, для него тоже не стоял вопрос об отбрасывании христианского мировоззрения, и потому он пытался вписать его в учение Парацельса. Он на самом деле занимался проблемой, которую игнорировал сам Парацельс, учитель, которым он так восхищался. Парацельса не волновали такие глупые детали, он просто сказал: «Я добрый католик», — и спокойно продолжал совершенно языческим образом, но с такой добросовестностью, честностью и élan vital, что ему все сошло с рук. Но натура Дорна была более интровертной и рефлексивной, и к тому же он был более систематическим мыслителем, чем, очевидно, дико интуитивный Парацельс. Дорну стало известно, что о материи говорили в некромантии, пиромантии, астрологии и так далее, — а как это вписывается в христианские догмы?
Вы увидите, таким образом, что в работах Дорна существует проблема трех и четырех, на которую Юнг намекает в своем введении. Проблемы женского и телесного были важны для Дорна, и сознательным его планом было, грубо выражаясь, кастрировать алхимию, что позже и сделали масоны и розенкрейцеры, и искусственным образом вписать ее в свое сознательное мировоззрение. Так что в каком-то смысле он был одним из грешников. С другой стороны, он все еще был искренне очарован этой тайной, и как врач и фармаколог он все еще по-настоящему экспериментировал и поэтому не добился достаточного успеха в простом переосмыслении алхимической традиции и перестройке ее, придании ей вида обычного христианского мировоззрения: он застрял в конфликте, которого так и не решил, хотя и пытался всеми способами. Вы увидите, как он боролся с этим конфликтом и как он пытался найти решение. Кроме того, как практикующий врач, он не мог, как пастор Андреа, полностью игнорировать материальный аспект человека, то есть тело и реальную жизнь.
Ни один общий практик не может игнорировать важность тела или влияние физической химии на жизнь человека, не может он также игнорировать все ее изнаночные и недостаточно элегантные аспекты. Даже в то время, как и сегодня, он был втянут в интриги и любовные истории деревни, в которой практиковал, и должен был знать темные стороны жизни, если действительно хотел должным образом общаться с пациентами. Врачу говорят так много лжи и втягивают его в такое множество ситуаций, где он не может предаваться доброжелательным и напыщенным иллюзиям, таким, какие иногда пытаются (себе в ущерб) строить об истинной природе человека священники.