– Вообще-то у меня сегодня день рождения…
Артём несколько секунд молча смотрел на взводного, а потом вдруг, сразу, без предупреждения, заржал.
Сначала он смеялся тихонько, пытаясь остановиться, затем, уже не в силах сдерживаться, всё сильнее и сильнее, всё громче. В его смехе появились истерические нотки. Откинув голову назад, он перекатился на спину и, глядя в затянутое низкими серыми тучами небо, раскинув руки, гоготал как безумный. Страх, только что пережитый им под миномётным обстрелом, выходил из него смехом. Обволакивающий, бессильный страх обстрела, не такой, как в бою, от тебя ничего не зависит и ты никак не можешь спасти свою жизнь и никак не можешь защитить себя, а просто лежишь, уткнувшись в землю, и молишься, чтоб пронесло…
Игорь уселся рядышком на корточки, закурил. Некоторое время он молча смотрел на Артёма, потом толкнул его в плечо:
– Слышь, земеля… Ты чего? – В его голосе слышалась усталость, непрокашлянная сухая хрипотца. Тоже испугался. Страх опустошает, вытягивает силы. Даже говорить становится тяжело.
Артём не ответил. Смех прорывался сквозь него постоянным потоком, и он не мог остановиться. Потом, немного отдышавшись, он заговорил с трудом, прерывая слова хохотом:
– День рождения! Точно… Не бойся, земеля, я в порядке, башня на месте… Знаешь чего, – он, похохатывая, опять стал вытирать лицо ладонью, размазывая по щекам коровье дерьмо вперемешку со слезами, – просто я вспомнил. Сегодня пятое января… Пятое… января… – Артём снова сломался смехом, который попёр из него второй волной, захлебнулся.
– Ну и что? – Игорь смотрел на него уже с беспокойством.
– Да понимаешь, у моей Ольги сегодня день рождения, – Артём вроде отхохотался, – понимаешь, сегодня пятое января, они там только что отпраздновали Новый год – Новый год, кстати, был, с прошедшим тебя, – а сейчас сидят за праздничным столом, все такие красивые, нарядные, и пьют вино, и закусывают вкусной едой, галантные такие, и у них там сплошные праздники, и что такое обстрел, они не знают… – Артёма озарило: – Етитские помидоры! Да у них там цветы! Понимаешь, цветы! А у меня тут… морда в говне… Ой, мама, не могу… и ещё, знаешь… вша по мудям ползёт… – Он опять заржал, отвалившись на спину и покачиваясь с боку на бок.
Мысль о цветах поразила его. Ему совершенно отчётливо представилось, как его Ольга в этот момент, именно сейчас вот, в эти вечерние секунды, сидит за накрытым белой скатертью столом с бокалом хорошего сухого вина – она любит сухое и не пьёт дешёвое, – в окружении огромных красивых букетов и, улыбаясь, принимает поздравления. Комната залита ярким светом, и гости при галстуках, радуются и танцуют. И рабочий день у них закончился – в том мире есть время работать и время веселиться. Это только в этом мире всегда – время умирать..
Сидя в окопе, кажется, что воюет вся земля, что везде все убивают всех и горе людское заползло в каждый уголок, докатившись и до его дома. Иначе и быть не может.
А оказывается, ещё есть места, где дарят цветы.
И это было так странно. И так глупо. И так смешно. Ольга, Ольга! Что случилось в жизни, что произошло с этим миром, что он должен быть сейчас здесь? Почему вместо тебя он должен целовать автомат, а вместо твоих волос зарываться лицом в дерьмо? Почему?
Ведь, наверное, они, вечно пьяные немытые контрачи, измазанные в коровьем дерьме, – не самые худшие люди на этом свете.
На сто лет вперёд им прощены грехи за это болото.
Так почему же взамен они только это болото и получили?
Странно это всё как-то.
Любимая, пускай у тебя всё будет хорошо. Пускай в твоей жизни никогда не будет того, что есть у меня. Пускай у тебя всегда будет праздник, и море цветов, и вино, и смех. Хотя, я знаю, сейчас ты думаешь обо мне. И лицо твоё грустно. Прости меня за это. Ты, самая светлая, достойна лучшего. Лишь бы у тебя всё было хорошо.
А умирать на этом болоте предоставь мне.
Господи, какие же мы разные! Всего лишь два часа лёту нам с тобой друг до друга, а такие две разные жизни у нас с тобой, двух таких одинаковых половинок! И как тяжело будет нам соединять наши жизни вновь…
