«Право существовать на всем готовом, ничего не давая взамен», — так с безжалостной иронией перефразировал его Соль.
Прежде он верил, что у него много друзей. Оказалось, не друзья это, — приятели. А единственный настоящий друг — дальний космос, запредел. Только с ним, за пространственно-фазовым рубиконом, Соль бывал по-настоящему счастлив, не испытывал одиночества. Наверное, оттого и балагурил на людях, что в их окружении чувство-вал себя особенно одиноким, но не мог в этом признаться даже само-му себе.
Весельчак, баламут, задира Виктор Соль… Кто отважился бы предположить в недавнюю пору его славы, что скоро он будет по-ставлен в ряд с хроническими неудачниками, не нашедшими себя ни в науке, ни в производстве, ни в искусстве, — ни в чем! Единственная разница — эти люди смирились со своим жалким положением и даже видят в нем привлекательные стороны, а Соль не смирится никогда. И не желает он спекулировать былыми заслугами, ведь не прошлым жив человек, — будущим!
Принимать подачки как должное? Утешаться тем, что общество обязано обеспечить комфорт не только труженику, но и бездельнику?
Вот! Подходящее слово найдено. Он — бездельник! Без-дель-ник!
Соль повторял это расчлененное на слоги слово, приноравливая их к своей тяжелой походке: шаг — «без…», шаг — «дель…», шаг — «ник…» «Без… дель… ник… Без… дель… ник…» — каждый слог словно капля расплавленного свинца.
А время такое мучительно тягучее! Не то, что раньше, когда его постоянно не хватало — даже не обзавелся семьей, мол, успеется…
Зато теперь можно наверстать, благо вниманием девушек не обделен.
Наплодить детишек и вечерами, после очередного дня-пустоцвета, рассказывать им, вскарабкавшимся на колени, о давних-предавних подвигах:
«Однажды на траверзе Альдебарана…»
Скажешь так и сам едва ли поверишь, что это происходило в дей-ствительности. А сын — поверит ли, не сочтет ли хвастливой выдумкой или, в лучшем случае, просто сказкой? Если даже поверит, то все равно когда-нибудь с пробудившейся презрительной жалостью спросит:
— Почему ты сейчас не летаешь к звездам? Боишься, да?
И вряд ли поймет, если молвишь в оправдание:
— Больше всего на свете хотел бы полететь к ним снова, но… не могу.
— Не можешь? — удивится сын. — Ты же запредельный пилот!
— Я был им в прошлом. Бы-ы-л!!!
Неудачи никогда не ввергали Великого Физика в депрессию. Да и слова
«неудача» применительно к результату эксперимента он не признавал. Любой результат, даже отрицательный, — всегда удача, потому что обогащает новым знанием, а оно рано или поздно себя проявит.
Уступив Преземшу, ученый свернул с прямого пути на обходную дорогу, поначалу казавшуюся многообещающей. И действительно, она сразу же принесла шальную удачу, но затем, вопреки ожиданиям, увела в сторону от цели.
Однако то, что на «тупиковом» пути совершено открытие, которое сделало бы честь любому ученому, не могло не льстить честолюбию Великого Физика.
Значит, вовсе не иссяк он, если способен походя изменить картину мироздания. Досадно только, что вселенское зеркало поразительно напоминает пресловутое яблоко Ньютона (велика ли заслуга подобрать падалицу?!).
Великий Физик приглушил досаду юмором («бесплатный сыр бывает только в мышеловках!») и продолжил прерванное.
Нужно было снова двинуться вперед иным путем, а если и он окажется тупиковым, — третим, четвертым, пятым: в науке необходимо долготерпение, лишь бы была ясна цель и мозг не рабо-тал вхолостую…
Иногда это скептически называют методом проб и ошибок. Но и скептики от науки поневоле прибегают к нему, если не удается обнаружить в ее арсенале подходящих «безошибочных» методов, а так чаще всего и бывает, когда встречаешься с чем-то безоговорочно новым, не имеющим аналогов, далеким от догм и стандартов.
«Петля Мебиуса» не оправдала ожиданий, но Великий Физик был интуитивно убежден, что точку на ней ставить рано. Нет-нет, и возникали в памяти Соль, его парадоксальный двойник — Рыжий с престонского стадиона и пугающе странный человек-глыба, роль которого так и осталась неразгаданной.
Великий Физик был бездетен и не испытал родительских чувств. Но почему-то
