Наверняка гемяне разработали метод отбора, о котором я не имею представления. Но тогда снова придется признать правоту Фана: что это за сверхразум, если, несмотря на его старания, вместо гениев получились посредственности?»
Так размышляла Орена, пытаясь разрешить ею же обнаруженное противоречие.
«А может, профессор Орт просто не нуждался в созвездии потен-циальных гениев? Зачем они нужны, если есть сверхчеловек, который по замыслу должен быть единственным в своем роде. Тогда мы — всего лишь приложение, оттеняющий его достоинства фон».
Орена не удовлетворилась этим ответом, потому что с ним не удалось согласовать единственный, но, на ее взгляд, решающий факт: наряду с
Фан-Ортом существовал Эрро! И если признать, что ее догадка верна, то как объяснить одновременн ое появление на тусклом небосводе двух солнц, когда достаточно лишь одного?
Здесь, на сфероиде, Кей особенно остро ощущал одиночество. На Геме остался другой Кей, разделивший с ним прошлое. До поры они были едины, если так можно сказать об одной и той же личности. Расставшись, стали разными. И это было расставанием с самим собой…
«Неизвестно, кто из нас оригинал, а кто копия», — утверждал он в разговоре с Фан-Ортом. Формально это было правдой. Вернее, было бы правдой, если бы «оригинал» и «копия» — неразличимые двойники — имели бы не только общее прошлое, но общие настоящее и будущее. А они у них разные. Один продолжает привычное существование, у другого изменилось все, кроме личности и… прошлого.
Так кто же из них по праву должен считаться оригиналом, а кто копией?
Выходит, не так уж неправ этот наглый юнец, назвавший его «полупризраком».
Да, он — копия, а вот бездарная или нет, рассудит будущее.
Кей сам вызвался сопровожать «гарантов». Коллективный разум воспользовался честолюбивыми планами Орта, чтобы поставить свой собственный эксперимент, на первых порах отвечающий этим планам, но впоследствии далеко выходящий за их рамки.
Орт был актером на подмостках Вселенной, мечтал сыграть роль Бога.
Коллективный разум искал ответа на вопросы, поставив-шие науку на колени перед религией.
Как зародилась жизнь? Что представляет собой Высшая сила, сотворившая человека? Можно ли смоделировать ее и притом не ограничиться масштабами одной или нескольких планет, а охватить разумом Вселенную, лишив интеллект ореола уникальности, а религию — нравственной опоры? Есть ли над этой
Высшей силой своя Высшая сила, а над той еще одна, и, возможно, так до бесконечности? А может быть, существует кольцо Высших сил, где над самой верхней властвует самая нижняя? И станет ли Человек одним из его звеньев?
Ответить на эти вопросы — значило найти алгоритм невозможного. Но только ли для того, чтобы восторжествовала наука?
Орт мечтал хотя бы посмертно оказаться Богом. Коллективный разум рассчитывал поднять человека до уровня Бога. И в испол-нении этого грандиозного замысла главную роль играли не «га-ранты» и не интеллект-автоматы. Полномочным представителем гемян на сфероиде был Кей.
Но не прежний бесшабашный космо-курьер, а иной Кей, преступивший смертный рубеж, обретший «бессмертие» и обремененный грузом неизбывных потерь.
В его жизни произошло много расставаний. Но самым невыно-симым было расставание даже не с самим собой, оставшимся на Геме, а с Интой.
Растаявшая в дали пространства и времени, но не в памяти, она бередила душу фантомной болью былого счастья, оказавшегося до обидного хрупким, но неистощимым в своей всепроникающей полноте. И как же бедны те, кто не знал такого счастья или принимал за него благополучие!
Временами мысль о жене доводила его до исступления. Тогда Кей проклинал
«бессмертие», от которого она отказалась, а он — нет. Но хотя в любой момент мог положить конец своему существо-ванию, никогда не допустил бы этого. Потому что чувство долга главенствовало над его желаниями и поступками.
Однако помимо воли Кея «бессмертие» все с большим трудом противостояло возраставшему напору энтропии. Теоретически «призрак» мог существовать сколь угодно долго, в действитель-ности же лишь до тех пор, пока обеспечивался энерге тический баланс. Последнее и понуждало взять слово
