Он резко отвернулся от гонца. Присел на стул и тихо, с невероятной скорбью в голосе произнес:
– Куда ж ты ушла от меня, свет моих очей, моя голубица, Настасьюшка, на кого ж ты меня покинула?..
Инспекционная поездка по Крыму уже подходила к концу. Накануне утром император с малой свитой выехал из Евпатории, переночевал в Перекопе и вот предпоследний перегон. Затем ночевка в Мариуполе. А там и до Таганрога рукой подать.
Лошади устали, но до ближайшей станции в Орехове, где их можно было сменить, оставалось еще верст пятнадцать, когда на горизонте бескрайней приазовской степи появились два всадника. Полковник-кавалерист, возглавлявший кортеж, выслал вперед дозорных – узнать, кого это несет нелегкая. Встреча с крымчаками, вольными запорожскими казаками или другими лихими людьми в здешних местах была не редкость. А береженого, как известно, Бог бережет. Особенно если он царских кровей.
Но тревога оказалась ложной. Это были вовсе не разбойники, а гонцы аж из самого Санкт-Петербурга.
Государь издали увидел знакомое лицо и широко, радушно заулыбался.
– Старина Масков, давно я тебя не видел. И как же это ты нас умудрился отыскать? Вот что значит настоящий фельдъегерский нюх. А это кто с тобой?
– Унтер-офицер 3‑го Украинского уланского полка Шервуд, Ваше Величество. С личным посланием от графа Аракчеева, – звонким голосом доложил юноша.
Лицо императора на миг стало задумчивым, а потом озарилось еще большей улыбкой.
– Рад познакомиться с вами, молодой человек. Я очень высокого мнения о вашем брате. Он служит британской короне по дипломатической линии, не так ли?
– Так точно, Ваше Величество. Почту за честь служить вам верой и правдой.
– Давайте ваши депеши, господа, и присоединяйтесь к нам.
Масков и Шервуд вручили государю конверты, но вставать в колонну не спешили.
– Ваше Величество, нас в Таганроге просили с оказией доставить письма до Перекопа. Мы мигом туда и обратно, а в Мариуполе вас догоним, – объяснил Шервуд-младший.
– Тогда не буду Вам мешать. До скорой встречи в Мариуполе! – пожелал доброй дороги гонцам император.
Кортеж тронулся в одну сторону, а всадники поскакали в другую.
Когда колонна скрылась из виду, Шервуд перевел своего коня с галопа на рысь и крикнул товарищу:
– У меня седло ослабло. Надо поправить.
Бывалый фельдъегерь тут же спешился и подошел вплотную к унтер-офицеру, остававшемуся в седле. Подергал ремни и пробубнил себе под нос:
– Славно сидит. Туже не надо.
Это были последние слова в его жизни. Страшной силы удар эфесом сабли обрушился сверху на его плешивую голову. Старый фельдъегерь даже успел услышать, как проламываются кости его черепа. И упал замертво. Убийца соскочил с коня, поднял с земли бездыханное тело и водрузил его на лошадь жертвы. Затем повернул в обратную сторону и поспешил вдогонку за кортежем.
– Эх, Масков, Масков… – удрученно произнес император, склонившись над телом фельдъегеря на станции в Мариуполе. – Как же это случилось?
– На крымчаков нарвались, – как можно правдоподобнее соврал Шервуд. – Насилу ушли от погони. И вдруг его лошадь на полном скаку угодила копытом в глинистую кочку. Фельдъегерь не удержался в седле, перелетел через морду лошади, упал головою на землю и остался на месте без движения. Я вначале подумал, что это крымчаки его подстрелили. Но потом, когда осмотрел его, то понял, что это он сам ударился о камень. Да и татары нас больше не преследовали.
Государь посмотрел прямо в глаза унтер-офицеру. Но в ясном и чистом взоре молодого офицера не было и намека на ложь.
– Значит, само провидение на моей стороне, – сделал вывод царь. – Завтра с зарей выезжаем в Таганрог. Теперь главное, чтобы яхта пришла вовремя.
– Не волнуйтесь, Ваше Величество, мой брат Роберт – искусный мореход. Наверняка он нас уже поджидает в Таганроге.
Но Иван Шервуд ошибся. Яхты не было ни в день их приезда, ни на следующий. Тело фельдъегеря стало уже изрядно попахивать, поэтому его пришлось в срочном порядке похоронить, дабы в холодной сырой земле оно лучше сохранилось до востребования.
Прошел еще один день. Но британский флаг так и не появлялся в гавани. Тем временем государь на самом деле не на шутку занемог. Его сразила крымская лихорадка. Такой диагноз поставил придворный лейб-медик Яков Виллие.
