– А чем вы, дорогой мой, отличаетесь от своего сына? Зрелостью мысли, суждений, поведения, ответственностью. Да всем, чем отличается мужчина от юноши-подростка. Европейцы свое уже отбузили, а мы только начинаем взрослеть.
– Но почему?
– Скажите спасибо нашим предкам. Нечего было почти триста лет с дикарями якшаться. Глядишь, сейчас жили бы как люди. С кем поведешься, от того и наберешься. Вот и набрались мы дури от татар. Ты, Миша, не верь этим сказкам про Киевскую Русь и про варягов. Это было так давно, что даже на правду не походит. Если мы и являемся чьими-то наследниками, так в большей степени Золотой орды. Та же удалая бесшабашность, то же презрение к либеральным законам. Мы же только страх понимаем. Не случайно Россия часто выигрывала войны, но почти всегда проигрывала мир. Ибо мы жить толком не умеем, а умеем только умирать. Нация кочевников, варваров и рабов! Вот кто мы на самом деле!
– Не слишком лестное определение для собственного народа…
Но Редактор, казалось, не услышал моего замечания и продолжил свой пламенный монолог.
– Возьми, к примеру, русскую литературу. Она же началась только с Пушкина. Его предшественники – жалкие рифмоплеты, их писателями назвать даже язык не поворачивается. То же и в музыке, и в живописи, и в политике. Ты думаешь, почему Александр побоялся после победы над Наполеоном отменить крепостное право? Да потому, что народ, одурев от свободы, друг дружку бы загрыз!
– И что ты предлагаешь со всем этим делать? Другого народа ведь у нас нет. Снова посадить его на цепь?
Редактор насупился. Мой вопрос заставил его задуматься.
– Это решит проблему, но ненадолго. А потом он опять сорвется с цепи и столько наворотит!.. Выход один: ждать.
– Чего?
– А чего ждал Моисей, пока сорок лет водил народ Израилев по пустыне? – в свою очередь спросил меня Редактор и, не дождавшись моих слов, сам же и ответил на него. – Пока не умрет последний, рожденный в рабстве.
Я никогда не понимал холуев, людей, которые из‑за денег или из‑за должности заискивали перед сильными мира сего, позволяли вытирать о себя ноги, терпели унижение человеческого достоинства. Но зато потом, дорвавшись до власти, они устраивали своим подчиненным испытания куда горше тех, которые перенесли сами. Моя мама называет это «законом курятника». На куриц, что сидят на самом нижнем шесте, гадят вышесидящие, но если курица снизу забирается наверх, то уже она гадит на своих прежних соратниц.
Если для достижения успеха в жизни необходимо либо давать, либо брать взятки, я буду лучше среди дающих. Как же я не люблю продажных чиновников!
Бывает, заходишь в какой-нибудь высокий кабинет, и тебя встречает его хозяин, вальяжный и радушный с виду, а в глазах у него, как на калькуляторе, щелкают цифры: сколько бы содрать с этого коммерсанта?
Я высоко ценю в людях профессиональные качества, но терпеть не могу лизоблюдства и лакейства. Может быть, поэтому в моей компании так стремительно делали карьеру молодые и способные ребята, а профессиональные интриганы отправлялись в отстой? Может быть, потому у меня так много врагов?
Внутри меня вмонтирован какой-то саморегулирующийся механизм. В экономической теории есть принцип: достижение максимального эффекта с минимальными затратами. Мой же личный принцип с некоторых пор еще имеет дополнительную оговорку: максимальный эффект в делах при минимальном ущемлении собственного достоинства. Иногда даже знаешь, что эта сделка принесет немалую выгоду, но когда представишь, что для ее осуществления предстоит пойти на поклон к чиновнику, которого буквально распирает от ощущения собственной значимости, и он будет важно надувать щеки, а тебя опускать ниже уровня городской канализации… Нет уж, увольте. Лучше я останусь без дополнительного заработка, чем унижусь в собственных глазах.
Жена мне говорит, что это есть проявление гордыни и высокомерия. Что это у меня от «зажратости». Если бы я знал, что такое настоящая бедность, когда дома сидят голодные дети, а ты не знаешь, чем их накормить и во что одеть, тогда не до принципов.
Может быть, она права. Я пытаюсь представить себя бедным, без копейки в кармане. Как бы я себя вел тогда? Но почему-то не могу.
