Повсюду он страшно популярен и должен смириться перед необходимостью давать автографы. Одна хорошенькая венка умирает от желания познакомиться с ним поближе. Возникает взаимная симпатия. Без всяких слов он понимает, что в отсутствие Лиллы она засвидетельствует ему свое восхищение с гораздо большим энтузиазмом. В Кобленце Лилла и венка живут в одном номере. Укладываясь спать, они зовут в номер Александра, чтобы он рассказал им какую-нибудь историю. Он начинает рассказ о своем приключении с Каролиной Унгер на корабле и в Палермо, но внезапно останавливается и соглашается продолжить лишь при условии, что обе лягут в одну кровать. Венка ложится к Лилле. «Две очаровательные женщины были рядом, обнявшись, щечка венки покоилась на голове Лиллы». В июне вышли «Цветы зла». Александр получил книжку с лестной подписью: «Александру Дюма, бессмертному автору «Антони», в знак восхищения и преданности»[144]. 20 августа Бодлер был оштрафован на триста франков. Среди других стихотворений запрещены «Лесбос» и «Проклятые женщины», но Александру не надо было их и читать, чтобы возникло перед ним вечное мужское видение, вдохновившее его на последнее произведение.
Корабль удаляется. Каролина, стоя на лодке, исчезает за горизонтом. Александру больше не суждено ее увидеть. Обе женщины молчат. Он в задумчивости возвращается в свой номер. «Впервые оказался я в столь странной ситуации: интимности без обладания, фамильярности без любви». К счастью, не навсегда. Прощание с хорошенькой венкой, ни Александр, ни Лилла так и не узнали ее имени. Теперь он торопится вернуться в Париж. Сразу же по прибытии в Мангейм и несмотря на поздний час он проводил Лиллу к мадам Шрёдер. Старая дама еще не спала, она приняла их, прослушала Лиллу и согласилась стать ее преподавателем: это будет последняя ее ученица. «Мы возвратились в гостиницу. Лилла была пьяна от счастья.
На следующий день мы расстались.
С тех пор я ни разу не видел Лиллу». Она будет ему писать, но он не станет отвечать. Чисто плотская любовь с Каролиной, чисто куртуазная любовь с Лиллой, и ни в том, ни в другом случае Александр не допустит продления с переходом в нежность.
«Смерть празднует победу! С удвоенной силой поражает она наши ряды <…>. Того, что потеряли мы за десять лет, хватило бы целому народу для славы его литературы: Фредерик Сулье, Шатобриан, Бальзак, Жерар де Нерваль, Огюстен Тьерри, мадам де Жирарден, Альфред де Мюссе, Беранже, Эжен Сю!
Последний достоин самого большого сожаления; он умер дважды: первая смерть — это ссылка»[145]. В конце этого, 1857 года Александр после эклог Мюссе и Беранже воздаст в «Монте-Кристо» должное бывшему депутату-социалисту, бежавшему в Савойю, не успевшему вернуться во Францию и угасшему забытым всеми, кроме Шарраса. В декабре ему придется продолжить эту серию из цикла «Мертвые идут быстро» в связи с кончиной Ашила Девериа и Лефевра-Дёмье. В начале января настанет черед Рашель, умершей от чахотки, и на похоронах Александр оплачет ту, что отвергла его любовь, но со временем, как и Жорж Санд, стала одним из лучших его друзей. Другой, более деликатный способ отдать дань уважения уходящим — признать за ними их авторство. Так, «Человек со сказками» — это Жерар де Нерваль. Александр рассказывает, что, когда в 1838 году он ждал его во Франкфурте, дети прекрасной Октавии Дюран без конца требовали от него интересных историй. Дабы понравиться матери, следует быть обходительным с ее отпрысками, однако, в конце концов запасы Александра иссякли. Поэтому, призывая детей к терпению, он все время обещал им, что скоро появится настоящий сказочник. Наконец, приехал Жерар, дети бросились ему на шею, и после ужина «старший из двоих Шарль вскарабкался мне на колени; младший Поль скользнул между ногами Жерара; все навострили уши, как будто речь шла о рассказе Энея Дидоне, и Жерар начал серию сказок, которые я затем переложил», пусть даже и походят они порою на сказки братьев Гримм или Андерсена.
Сотрудничество с Шервилем принесло плоды разной значимости. Сначала появился превосходный «Заяц моего дедушки». В 1857-м выходят три романа. Весьма посредственный «Охотник на водоплавающую дичь», недаром Александр утверждал, что расставил в нем лишь точки над i. Пригодный для чтения «Блэк», где снова возникает тема признания незаконнорожденного сына. И, к счастью, также «Вожак волчьей стаи»
