«Стремительный», личный корвет Его Величества Александра Великого, ожидал его на рейде Кадикса, капитан и офицеры готовы были ему служить. Сын его по-прежнему оставался в плену у кордовских наслаждений, ну что ж, в Марокко они отплывают без него. 21 ноября короткий переход до Танжера, но Маке и Жиро все равно не избавлены от морской болезни. По прибытии охота и рыбная ловля, Александр состязается в стрельбе с отличным арабским стрелком и своей победой обязан не столько своим личным достоинствам, сколько превосходству своего современного оружия над его, годящегося скорее для музея. Посещение крепости, фольклорной, живописной и очень скоро — столкновение с расизмом. Во время охоты на кабана в компании с французом и англичанином, местными консулами обеих стран. Блестящий мультиконфессиональный кортеж, где охотники — христиане, хозяева взятых напрокат лошадей — евреи, слуги — арабы, за исключением «огромного негра из Конго, лицо которого, воплощение всего уродливого, что есть в этой расе, носило еще и выражение крайней глупости. Слуги-мавры обращались с ним примерно так же, как господа Флора и Сен-Леже обращались со своими слугами-маврами; было очевидно, что эти последние между собой и этим подобием человеческим видели дистанцию, равную, по крайней мере, той, которую палка их хозяина заставляла почувствовать между ними и европейцами. Ниже этого негра они не видели никого на иерархической лестнице, разве что кабана, животное нечистое и проклятое пророком». И хотя Александру не очень-то приятно находиться в обществе существа, ведущего себя, «как могла бы вести себя обезьяна», что напомнило ему о собственном прадедушке, он все же испытывает сострадание к этому козлу отпущения, который и тащит больше всех, и ударов от господ консулов получает больше.
В расовой иерархии, столь же научно обоснованной, евреи находятся как раз на одной ступеньке с кабанами. Загонщики арабы бьют палками по кустам, произнося «проклятия: собственные слова, казалось, крайне возбуждали их и приводили в ярость». Александр спрашивает у Поля, что они говорят. Перевод синхронен: «У них там кабан, и они ему кричат: выходи, еврей проклятый!» Если отношение Александра к более радикальному негритюду, чем его собственный, достаточно двойственно, то в отношении к иудаизму он более последователен. Белль Крельсамер, матери своей дочери Мари, он уже доказал, что не антисемит. В Марокко он заявляет об этом в полный голос. Ему симпатичен Давид Азенкот, богатый торговец, который повел его на роскошную сефардскую свадьбу. Его похвальное слово евреям как раз противостоит недавно появившемуся памфлету «Евреи, короли эпохи», в котором некий Альфонс Туссенель ополчается на международное еврейство, олицетворенное семейством Ротшильдов, возлагая на него ответственность за спекуляцию железнодорожными акциями, что по существу верно, даже если согласиться с тем, что банкиры чисто арийского происхождения были к этому абсолютно не причастны. Для Александра же «золотой трон», завоеванный евреями, принадлежит им по праву. «Они добыли его в борьбе, длившейся восемнадцать веков», пройдя через самые ужасные гонения, о которых он напоминает, «терпеливые и непреклонные, они должны были этим кончить». Если они суровы в деле, то при этом никогда не обманут и не украдут. И если они требуют свой фунт мяса (намек на Шейлока из «Венецианского купца» Шекспира. — Примеч. пер.), то лишь потому, что так было договорено в контракте. «И разве христиане, которые сажают должников своих в Клиши, не тем же фунтом мяса оперируют, с той только разницей, что не фунт, а всю плоть забирают целиком». Эта удивительная, хотя и весьма симпатичная позиция в споре, занятая им в отношении одного из самых фундаментальных элементов еврейского вопроса, будет сформулирована и опубликована им в одно время с недостойным сочинением «Иудаизм в музыке», принадлежащим перу некоего Рихарда Вагнера.
Остановка в Гибралтаре, чтобы вернуть в ряды младшего Дюма. Любовные приключения в Кордове вдохновили его на длинную поэму, и Александр считает полезным воспроизвести ее полностью, без сомнения, потому, что стихи там еще хуже, чем его собственные. Торопиться в Алжир незачем, и они возвращаются в Марокко. Александра должен принять там бей Тетуана. Официальный эскорт что-то запаздывает, и Александр решает никого больше не ждать: «Стремительный» появляется у берега. В Мелилье они узнают об освобождении в обмен на выдачу пленных после победы Абд эль-Кадера при Сиди-Брахим. Этих пленных они встречают в лагере Джема Р’Азуат под началом Мак-Магона. Александр долго описывает страдания, которые они претерпели во время плена. К счастью, наши погибшие при Сиди-Брахиме были с честью отмщены без всяких пленных. «Четыре-пять тысяч арабов были зарезаны или сброшены в море. В ярости, солдаты наши не миновали ни одного квартала».
