— Потому что он активный борец с сексуальной распущенностью, — доходчиво объяснил секретарь.
— А как же он тогда снимает напряжение?
— Не твое дело. Запомни, что я тебе сказал и ничего не напортачь. В противном случае я национализирую твою вшивую гостиницу. Ты все понял?
Хозяин «Океаника» ошалело кивнул и убежал испуганно. Теперь он не то что запретит регистраторшам говорить об этой услуге, но и выгонит всех девиц на неделю в отпуска. Министр Паюс действительно был щепетилен в вопросах секса, и не стоило портить ему настроение перед решением важных вопросов.
Больше в гостинице делать было нечего, и потому Гихилиан со всей своей администрацией засобирался домой. Он с губернатором сел в один лимузин и отгородился от водителя перегородкой.
— И что ты о нем думаешь, Вано? — спросил губернатор. Он неторопливо достал из бара пузатую бутылку коньяка и капнул по пятьдесят грамм в два стопарика. Один взял себе, другой предложил Валонсио.
Секретарь от угощения не отказался.
— Пока ничего, завтра будет видно. Какой-то министр был квелый.
— Точно. И бледный, — согласился губернатор. — С чего это он?
— Может уболтало в шатле?
— Может….
Они дружно выпили, посидели, посмаковали изысканный вкус. Губернатор наполнил по второй.
— Эх, чувствую, полетят чьи-то головы. Не просто так министр сюда прилетел. Припомнит он нам еще падение контейнера с орбит-тягача.
— Я думаю, вряд ли, Руперт. С тех пор прошло почти полгода. Если бы по этому поводу, то прилетел бы кто ни будь другой и помельче. Зачем министру сюда ради этого таскаться?
Несколько месяцев назад на Затизанде случилась страшная трагедия. У орбит-тягача, который вывозил на орбитальные верфи груз, неожиданно сорвалось одно из креплений и на город, словно гигантская бомба, со стокилометровой высоты полетел массивный контейнер. Зенитный расчет сработал в тот момент с задержкой, и груз упал на спальный район города. Тогда погибло сотни человек. Губернатор со своей сворой со страхом ожидали предстоящих разборок на самом высоком уровне, но все обошлось. Дело о несчастном случае удалось оперативно замять, и сюжет об этом даже не ушел за пределы планеты. Все отделались легким испугом — так сказать, просвистело рядом с ухом.
— Впрочем, даже если министр заведет об этой трагедии речь, то нам это будет только на руку, — продолжил разговор секретарь.
— Как это?
— Просто, если он об этом тебя спросит, то можно оправдаться скудным пайком военнослужащих. Дескать, при таких проблемах с едой, ни о какой серьезной обороноспособности речи быть не может. А потом плавно перевести разговор о покупке подводных ферм. Он должен будет согласиться нам помочь, даже взятку не придется давать.
Гихилиан опрокинул в себя второй стопарик и откинулся назад.
— Ну, блин, Вано, ты и лис, — восхитился он предложенным выходом. — Родную маму обманешь!
— Спасибо за комплимент. А как ты думаешь, я один из тридцати живых и здравствующих прямых наследников получил все состояние? — улыбнулся Валонсио.
— Что, всех убил? — предположил Гихилиан, хохотнув.
— Нет, всех обманул. Кстати, я тут на досуге подсчитал какой будет наш дополнительный годовой доход, если увеличить стоимость работ на пять процентов. И знаешь, какая цифра получилась?
— Какая?
— От четырех с половиной миллиардов марок и выше.
— Да ты что! — поразился сумме губернатор. — Но это же охренеть как много!
— Вот именно, дорогой Руперт. Вот именно….
Утром, за полчаса до назначенного времени, к парадному входу отеля «Океаник» подъехал длинный лимузин. Подбежавшие швейцары распахнули все возможные у автомобиля двери и из салона выбрались Гихилиан собственной персоной и его первый секретарь Валонсио. Подошедший к ним Сектус поклонился перед ними в глубоком почтении, а затем пожал им руки.
— Что скажите, Сектус, как министр? — спросил его Валонсио.
— Все хорошо, проблем никаких не было. Министр не выходил из своего роскошного номера и обслуге не звонил, — доложил хозяин «Океаника». Глаза у него были красными, видимо не спал всю ночь.
— Кормили его?
— Нет. Он от всего отказывался. Но вот зато его карабинеры и ревизоры по достоинству оценили искусство наших поваров. Вы бы знали, на сколько они съели — всю мою семью можно полгода кормить.
