Он напряг память, и некоторые строки всплыли на поверхность, однако все они были посвящены тем событиям в его жизни, которые уже произошли, — про мертвую кровь, про мрак внутри, про свет во тьме. Честно говоря, он раньше не особо и задумывался над ними, только теперь поняв все их значение и истинность.
«Надо было записать все, авось и пригодилось бы, — мелькнуло запоздалое сожаление. — Но что уж теперь. Снявши голову, по волосам не плачут».
— И ты согласен на то, чтобы белый ворон Хугин к тебе с весточкой-предупреждением больше никогда не прилетел? — спросил Градимир.
— Ты же все дары забираешь, так чего уж тут, — пожал плечами Константин.
— Не забираю, а принимаю обратно, исходя из твоей доброй воли и согласия на то, — поправил его волхв. — Так ты согласен?
— Принимай и Хугина, — ответил Константин.
— Остался перстенек, который яды распознает, — и Градимир протянул ладонь.
Перстня было жалко. Отдавать его ни за что ни про что очень не хотелось, но куда тут деваться. Константин со вздохом снял перстень и неторопливо вложил его в руку волхва.
— Что ж, теперь можно поговорить и о цене, — невозмутимо заметил Градимир. — Ты пока что у нас гостюешь. А нас к себе пригласить желания нет? Только не в гости — навсегда, — опередил он вопрос.
— Если кого из своих в заповедные рощи Перуновы пришлешь, то я возражать не стану. Да и у литвы с пруссами тоже, думаю, места для вас найдутся, — последовало осторожное предложение.
— Это все хорошо, только хотелось бы, чтоб и в самой Рязани наше капище стояло, да и не в ней одной, — заявил волхв.
— А вот этому не бывать, — мотнул головой Константин. — Ты, Градимир… прости уж, что по отчеству не величаю — неведомо оно мне.
— Буланком отца моего кликали.
«Прямо как коня, — подумал Константин. — Хотя что это я — просто это масть или цвет, так что ничего особенного в таком имени нет».
Вслух же он произнес:
— Так вот, Градимир Буланкович, такого я позволить не могу.
— А что так? Ты ведь, насколь мне ведомо, в вере своей не тверд, если не сказать больше. Распятому поклоны бьешь, потому как звание твое царское этого требует, а не от души. Твоя бы воля, так ты бы в церквях и вовсе не появлялся. Да и книгам, кои ваши жрецы священными величают, тоже не больно-то веришь. Впрочем, и впрямь мудрено эти нелепицы на веру принимать, ежели собственная голова хоть малость мыслить может. Опять же ты и сам к старым богам расположен, иначе не стал бы участие в наших обрядах принимать.
— Это ты верно заметил. И в вере я нетверд, если не сказать больше, и против ваших богов тоже худого никогда не скажу. Но если я капище в Рязани поставлю, то твой Урал со всем его железом и серебром мне уже ни к чему будет. Сам представь, как народ на дыбки поднимется против царя-язычника.
— А разве не князья в свое время шеи вольных русичей на алтарь нового бога как на плаху положили? Отчего же ты точно так же поступить не можешь?
— Вот если бы они это сделали лет за десять до меня — иное дело. Тут можно было бы подумать, — возразил Константин. — Только это случилось намного раньше, и миновало с тех пор два с половиной столетья. Ушло время старых богов. Да и не стоит светской власти вмешиваться в дела веры. А тебе, Градимир Буланкович, я так скажу — не Русь для богов, а боги для Руси. Пусть народ сам выбирает — в кого ему верить, кому молиться и как.
— Ушло, говоришь. А тебе сказать, сколько людей и сейчас от старой веры не отрешилось, сколько из них тайно, а зачастую и явно на капище требы свои несут? Если взять токмо одних вятичей, что на Жиздре, Угре, Протве, Зуше и Упе[97] живут, и то тьма наберется, а то и не одна[98]. Или про Мценск напомнить, где капище доселе в самом граде стоит?[99] — поинтересовался волхв. — Да что я тебе о нем говорю, коли ты сам же его и защищал от посягательств христопоклонников.
— Было дело, защищал, — не стал спорить Константин. — Но если тебе про это известно, то ты и другое знаешь. Защищал-то я его потому, что священник целую толпу вокруг себя собрал и с факелом туда шел, чтобы богов спалить. А там его еще одна толпа ждала. И не за богов я заступался, а за свободу веры, да еще хотел смертоубийство предотвратить. И другое не забудь. Мценск — не Рязань, не Киев и не Владимир. У всех моих дружинников крест на груди имеется.
