— А с пруссами да литвой тебе тоже деваться было некуда? — насмешливо спросил Градимир. — Да и раньше, с теми же ливами, семигалами и прочими? А еще раньше взять — с князьями, которые на тебя пришли? Землю родную боронить — святое, только ты ведь не угомонился, когда их полки отбил, а сам к ним в гости подался, да так, что хозяевам после и места в своих хоромах не нашлось. Они же и вовсе не твои были, включая и Галич, который ты под свою длань подмял.
— А тебе иной способ ведом, чтоб Русь объединить и себя от соседей обезопасить? Тогда скажи, а я подумаю. Может, и исправлю что-нибудь. Я ведь не спорю, что, скорее всего, и другой выход имелся, а то и не один. Вот только я их не видел.
— Может, и имелся, — задумчиво протянул волхв. — Но это дело прошлое. Незачем нам к нему возвращаться попусту. Оно уже свершилось, так чего уж теперь. Так ты толком не сказал — что делать станешь, если мы твоим людям воспретим в нашей земле ковыряться?
— Скажу, что от этого ничего хорошего не будет, причем обеим сторонам, — мрачно отозвался Константин.
— Ишь ты, — мотнул головой Градимир, и было неясно, то ли он возмущается подобным ответом, то ли восхищается смелостью сказанного, то ли продолжает насмехаться. — Грозишь, стало быть? — уточнил он.
— Нет, предупреждаю. Ты же сам знаешь, что мне ведомо будущее. Если ты сегодня меня на Урал не пустишь, то гости дорогие на Русь все равно придут, а встретить их мне будет нечем. Не смогу я столько угощения для них найти, чтобы удоволить их жадность. Они же обидчивые — побить за это могут.
— А может, и нет, — перебил его Градимир.
— Может, и нет, — покладисто согласился Константин. — Но то, что русской крови гораздо больше прольется, — это точно. Я от Всеведа слыхал, что вы давно сюда ушли. Чего не поделили, кто прав, а кто виноват — не знаю, да и не о том сейчас речь. Я иное у тебя спросить хочу. Неужто вы так оторвались от своей родины, что вам ее ничуть не жаль?
— Что ты понимаешь, Константин Володимерович, — с раздражением заметил волхв. — Не мы от Руси оторвались, а она нас от себя отторгла. С мясом вырвала и выкинула. Думаешь, не больно нам было?
— Думаю, что очень больно, — последовал ответ. — Но хорошо ли от матери отворачиваться, даже если она и обидела в чем незаслуженно?
— Если обидела — нехорошо. А если прокляла?
— А тут еще разобраться надо, она ли проклинала или глупцы, которые на ней жили, — не уступал Константин. — К тому же, если мои люди полягут, беды не одолев, придет время — и вам тоже аукнется. Тогда ведь сюда не я, а иные придут. Они уговариваться с вами не станут — сами попробуют взять. Это я хочу все миром уладить.
— А сыны твои? А внуки? О дальнем потомстве я уж и вовсе не говорю, — голос волхва стал строгим. — Они как поступят?
— За них поручиться не могу — это так. Однако завет свой я им оставлю и уж постараюсь, чтоб глас их деда и пращура погромче прозвучал. Погромче и посуровее.
— Ну-ну, — протянул Градимир. — Впрочем, что это я о будущем, когда мы и о настоящем не уговорились. Чем ты сейчас готов расплатиться за то, чтоб всеми нашими богатствами попользоваться? — и он пытливо посмотрел на своего собеседника.
— Вначале свою цену назови, а там уж видно будет, — уклончиво ответил тот.
— Разумно, — одобрил Градимир. — Ты, помнится, сказывал, что и железо и серебро не тебе, а Руси надобны. Просишь нас своим покоем ради нее поступиться. А сам-то готов кое-чем своим ради нее пожертвовать?
— Отчего же, — осторожно отозвался Константин. — Но опять-таки смотря чем. Ты прямо говори, что тебе от меня нужно, а там поглядим.
— Тогда прямо с даров и начнем, кои мы в свое время тебе преподнесли, — загадочно усмехнулся Градимир. — Уговора о том, что они навсегда к тебе переходят, — не было. Ты их, конечно, волен не отдавать, но тогда нам с тобой и говорить не о чем. Согласен ли ты забыть слова моего пророчества?
— Раз надо, то согласен, — пожал плечами Константин.
— Ладно, — кивнул Градимир и неторопливо провел рукой возле лица своего собеседника, после чего Константин с удивлением обнаружил, что почти ничего из того, что тот некогда ему говорил, не помнит. Или помнит?
