— Можно, — твердо ответил жрец. — Скажу еще, что у этого кунигаса люди гибнут не так часто и не в таком количестве, как у тебя, Миндовг. Прошлый год именно ты потерял половину своих воинов, а вернулся ни с чем.
— Я не потерял, а спас половину воинов, — нашелся Миндовг.
— Можно сказать и так, — покладисто согласился криве-кривейо. — Но главное все равно остается — половина погибла.
— Наша земля скудна. Если он обманет и приведет своих воинов на наши земли, то погибнут все — старики, женщины, дети. Я не думаю, что останутся живы старейшины, и мне кажется, что не уцелеешь и ты сам, криве-кривейо, — мрачно возразил Миндовг.
— Да, так оно и случится, — хладнокровно согласился жрец. — Но зачем ему обманывать нас, когда он мог бы уже сейчас прийти со своими воинами? Народ, окруженный врагами, все равно обречен на смерть, и никакие боги ему не помогут, потому что они никогда не помогают глупцам, предпочитающим враждовать со всеми соседями, вместо того чтобы подружиться с ними.
— Их бог — Кристос. Они никогда не смогут стать нашими друзьями, — неуступчиво заметил Миндовг.
И тут слово взял Константин:
— Ты забываешь, Миндовг, что на моей груди два знака, и они мирно уживаются, не пытаясь сжечь друг друга. И я тебе отвечу — почему. Да потому, что ненависть иссушает душу и сжигает сердце. Два знака — это символ того, что пора прекращать войны и переходить к миру. Пока я жив и живы все те, кто стоит со мной у этого священного огня, пред ликами ваших богов я даю свое нерушимое слово в том, что никогда не приведу воинов на ваши земли. И никогда ни один мой жрец не посмеет предать поруганию тех, в чью честь вечно горит это пламя, — и повторил то, что уже говорил жрецу той первой ночью: — Боги не враждуют — это делают люди, но не все, а только глупые. Я научу ваших людей сражаться так, что их будет гибнуть очень мало, а приносить добычи они будут достаточно. А если ее не будет, то они все равно не останутся без награды.
— И там, в своем войске, ты со своими криве наденешь на них кресты! — выкрикнул Миндовг и удовлетворенно подметил, как дрогнуло лицо старого криве-кривейо.
— Никого из них не будут пытаться насильно обратить в нашу веру, — твердо ответил Константин. — Если же таковое случится, то я все равно об этом узнаю и строго накажу ослушника, а человек, обращенный в нашу веру, будет отпущен с богатыми дарами и сможет смыть с себя это насильственное крещение в водах вашего священного Немана. Не забывай и о самом главном — придя под мою руку, вы сможете себя чувствовать в безопасности в своих землях.
Он медленно обвел взглядом собравшихся. Чувствовалось, что большинство еще колеблется, не зная, на чью сторону встать. Одно дело — отказать горячему кунигасу Миндовгу в набеге, но совсем другое — принять такое важное, судьбоносное для всего народа решение.
— Я знаю, что мудрость против поспешности, — медленно произнес Константин. — Да она и не нужна. Разве я тороплю вас? Нет. Я сказал свое слово, а теперь вам надлежит подумать. Я подожду. Но прежде чем я уйду, я приглашаю вас послать старейшин, которым вы доверяете, вместе со мной к вашим соседям, ливам и семигалам. Пусть достойные люди посмотрят, как они живут сейчас, после того как оказались под моей рукой. Тогда вы и примете решение.
Раздался одобрительный гул, и Константин понял, что выиграл. Пусть они ничего не решили, но уже сделали первый шаг навстречу — согласились подумать, побывать у тех же ливов, но главное в том, что на его сторону все больше склонялись жрецы и старейшины.
Решение ими было принято гораздо позже, через три месяца, то есть ближе к лету, но это была только документальная фиксация победы, достигнутой им тем морозным солнечным днем.
Более того, тогда же удалось достичь договоренности о строительстве на их землях первой дюжины каменных крепостей. Пять из них наметили поставить на побережье Варяжского моря, еще три — на землях пруссов, недалеко от польской границы, и по две — в Жмуди и Литве.
Криве-кривейо поначалу не совсем одобрительно отнесся к этой затее. К тому же в каждой из крепостей изначально намечалось построить православный храм, а тягаться с конкурентами, которые неизмеримо богаче по своим возможностям, вовсе не входило в его планы.