Впрочем, его было и так предостаточно, чтобы успеть не один, а три раза управиться с жалкой горсткой людей, упрямо сгрудившихся возле синь-камня.
Новый залп картечи снес около двадцати человек, еще один — арбалетный — и десятка полтора на льду, но остальные-то, остальные почти рядом, метрах в трехстах, не больше. Вот уже полетели в ответ и первые монгольские стрелы.
— Теперь наш черед, царь, как ты и обещал! — подбежал к Константину Рашид. — А то на нашу долю так ничего и не останется!
Он по-прежнему весело улыбался, и от этой улыбки у Константина больно защемило в сердце. Понимая, что, скорее всего, он уже никогда не увидит этого неукротимого смельчака живым, пришлось тем не менее соглашаться. Мол, да, пришло его время… Время умирать…
— Давай! — крикнул он. — Только все вместе, — уточнил сразу. — И возьмите на себя тех, что слева, чтобы они не смогли нас обойти, а с середкой мы постараемся управиться сами.
— Давай! — истошно вопил Минька. — Успеем на раз!
— Щиты! — одновременно с ним выкрикнул Вячеслав, и половина дружинников разом кинулась закрывать мастеровых, не имевших доспехов, а оставшиеся сноровисто и ловко начали перезаряжать арбалеты.
— Убирай! — истошно завопил Минька, и дружинники, мгновенно сообразив, тут же отшатнулись от пушек. — Дистанция — сказка! — счастливо завопил изобретатель, подпаливая фитили. — Прямая наводка! Слепой не промажет! Эх-ма!
Рявк! Чавк! И еще четыре десятка монголов на снегу. И тут же залп арбалетов в упор положил еще один десяток, а то и полтора — кто ж сочтет. Левое крыло степняков стало сдвигаться к прореженному центру, но тут на него наскочили булгары и юрматы, и завертелась беспощадная звонкая сабельная карусель, где проигравших нет — есть мертвые, а счастливчик тот, кто окажется всего лишь тяжело раненным.
— Врешь — не возьмешь! — подал голос Константин и скомандовал мастеровым:
— Щиты перенимайте!
Те поначалу не поняли, опешив, уставились на него, хлопая глазами, но после повторной команды сообразили, что готовить пушки времени нет, а вот залп из арбалетов сделать еще можно. Залп! Есть! Но монголы уже совсем близко.
— К синь-камню, — крикнул Константин. — Ставь строй! Щиты не выпускать! — И подосадовал, что мастеровые могут не понять задумки.
Но воевода гонял на учебу всех без разбора. Тех, что в Ожске, вдвое меньше, но все равно гонял, и они поняли, что только этим смогут помочь дружинникам. Не выпуская из рук щитов, люди осторожно попятились, смыкаясь.
— Теснее, теснее щиты, — подбадривал Константин. — Совсем немного осталось продержаться, — хотя и понимал — вранье. На самом деле полк продвинулся за это время метров на сто, не больше, да и то благодаря усилиям в первую очередь самого воеводы. Горыня, чуя свою промашку, рубился впереди всех и даже не закрывался щитом, принимая на бронь все удары.
Между тем центр степняков был почти рядом, да и левый фланг монголов тоже все ближе подступал к синь-камню, несмотря на то что четыре десятка всадников делали все возможное и невозможное. Абдулла-хан и впрямь дал самых лучших, но каким бы ты ни был умельцем, в конном бою в одиночку с дюжиной не совладаешь, а их там как раз и было десяток на сотню.
Словом, картина была ясная. Одну минуту, может, и удастся выстоять, полторы — маловероятно, а две — предел. Злые степные кони совсем рядом, даже храп слышен.
И началось. Дружинники дрались лихо, но это не Галич — косарей нет — а бить с коня намного сподручнее, чем сходиться щит на щит, а уж учитывая возможность зайти с фланга, а то и с тыла — никто ж не мешает — совсем беда.
И на Миньке уже кровь. Чья? Хорошо бы монгольская, хотя какая разница — через минуту все равно польется своя. А у Славки она уже ручьем, все лицо залила, но вроде вскользь, раз рукой еще машет.
«Все, дотумкали скоты, в обход пошли, — понял Константин, почувствовав, что напор врага ослаб. — Еще секунд десять, и сзади стрелами. Ох, нехорошо, когда царь умирает от ран в спине. Да и нечестно — бежал! Сейчас начнется».
Однако ничего не начиналось. Напротив, напор ослаб еще больше. Всадники испуганно визжали, показывая на небо, и один за другим разворачивали коней.
