Отец Симеон, неловко примостившись на деревянном чурбаке, писал про обычаи: «Оному огню они и молятся, почитая святынею, ибо глупы и неразумны. Ежели глава онаго дома помирает, то огнь сей тушат. Тако же и невеста должна обойти трижды вокруг его, егда оставляет отчий дом. Кто сей огнь оскорбит, плюнет в него ненароком али исчо что, немедля тому отмщают страшно, до смертоубийства. Оное у их именуют кровная месть, в коей тут гибнет людишек кажное лето бес счету».
«Кланяются оные язычники тако же камням, нарекая их святыми, и деревам, из коих кажное лечит от разных немочей», — бойко строчил в дальнем углу молодой отец Афанасий.
«Вот это совсем другое дело, — удовлетворенно мотнул воевода головой. — А с чудесами я уж как-нибудь сам разберусь».
Впрочем, чудеса на пути к Дербенту больше не понадобились. Для всех вполне хватило первого вышнего знамения.
«Странное дело, — удивлялся Вячеслав. — Вроде и земля почти безлюдная, а поди ж ты — в каждом следующем селении уже во всех подробностях знают все, что приключилось. Да мало того, они еще и расскажут то, чего и вовсе не было. Я думал, что горцы — суровый народ, молчаливый и угрюмый, а у них, оказывается, языки, как у базарных баб на киевском Подоле. Или не у них? Нет, ну если горянки тоже в гости к подружкам на конях выезжают, сплетнями обменяться, тогда понятно, но очень уж сомнительно…»
Так и не решив до конца эту загадку, воевода принимался вновь размышлять на тему о том, как половчее взять Дербент, который с каждой пройденной верстой становился все ближе и ближе.
По дороге туда, следуя вдоль Терека, Вячеслав успел сделать немало, чему благоприятствовала и обстановка. Алан в тех местах почти не осталось — сказывались последствия недавнего прохода по этим местам туменов Субудая. Зато другие многочисленные народцы, которых те же аланы до недавних пор держали в страхе, с гор еще не спустились. После монгольского погрома прошло слишком мало.
Ставить крепости русскому войску практически никто не препятствовал. Восстанавливались и полуразрушенные, к примеру, тот же Самандар, старая столица Хазарского каганата.
«А ведь когда-то я уже проходил возле этих мест, только с автоматом, — подумал воевода, рассеянно озирая окрестности. — Только тогда где-то в этом районе была станица Шелковская, и генерал, криво морщась, хмуро инструктировал меня, чтобы мои гаврики, увидев какие-нибудь древние развалины, не вздумали бросать туда гранаты, потому что ему звонили из министерства, в которое обращались встревоженные археологи. Эх, милые красавицы-казачки, левая, но вполне приличная водка… Господи, как давно все это было. Да теперь оно, пожалуй, может и не повториться. Ведь если сейчас я поставлю здесь город, то о какой станице может идти речь? Вот тебе и раз…» — Вячеслав даже опешил от такого поворота событий.
А ведь поворачивал их он сам, простой ряжский парень, которому волей судьбы выпало…
«Нет уж, — решительно заявил он сам себе. — Выпало очень даже неплохо. Конечно, работы — непочатый край, но зато как интересно! Иной бы полжизни отдал, чтоб, так сказать, приобщиться и тоже поучаствовать, ан нет, брат, шалишь. А мне вот свезло».
— Как крепость назовем, воевода? — подъехал в это время к нему один из тысяцких. — Может, Грозный?
Вячеслав даже вздрогнул.
— Перебьются, — ответил он загадочно. — Здесь же осетины, ой, то есть ясы обретаются. Так нечего и мудрить. Назовем по их имени — Яссы.
— Это как Касожск и Черкассы, что мы поставили?
— Точно. Тогда все, кто сюда едет, сразу будут знать, на землях какого племени стоит этот город. Удобно, — пояснил Вячеслав.
— А следующий как величать станешь? — не отступал тысяцкий. — Там-то какие племена водятся?
— Да пес их разберет, — с каким-то мстительным злорадством ответил Вячеслав, но тут же урезонил себя: «Чего злиться, когда те люди, которые сейчас здесь живут, ничего плохого еще не сделали, а теперь, пожалуй, уже и не сделают, причем никогда. Да-а-а, страшное дело — война, особенно между своими. Ну, почти своими, — тут же поправился он. — Озлобленность, месть, ярость, ненависть — сплошной негатив. Вон уже сколько лет прошло, а я еще не угомонился. Нехорошо».
