Каждое утро начиналось у них с легкой разминочной пробежки на добрый десяток верст. Трасса была оснащена всевозможными ловушками — силками, искусно спрятанными в траве, всякий раз на новом месте, «волчьими ямами», разве что без кольев на дне, а то и обычными натянутыми веревками.
При испытаниях на скорость боец на старте прижимал к груди небольшой платок. Если поток встречного воздуха удерживал тряпицу и та не падала до самого финиша, то считалось, что зачет сдан.
С завязанными глазами их заводили в одну из многочисленных комнат терема с требованием беззвучно выбраться наружу, миновав многочисленные хитроумные ловушки. Стоило сделать неосторожное движение, как металлическое блюдо, косо прислоненное к полке, протянутая нить с прикрепленным колокольчиком или любая другая ловушка «подавала голос», после чего считалось, что «темный» экзамен спецназовец провалил.
Выбирались они наружу, «прислушиваясь» к слабому колебанию воздушных струй и только этим отличая сквозной проход от тупика. Помимо этого, в некоторых комнатах находились якобы спящие люди. Обучаемым нужно было услышать их дыхание, чтобы не зайти в эти помещения.
Кроме того, каждый из воинов мог сыграть несколько ролей. В зависимости от обстоятельств он превращался в бедного пастушка, в странствующего монаха, который в случае необходимости мог спокойно прочитать добрый десяток молитв и даже провести службу. Иным больше удавалась роль весельчака-скомороха, другим, кого природа наградила голосом и слухом, — гусляра, третьим — купца.
Вооружение спецназовцев тоже существенно отличалось от обычного. Помимо специальных ножей с утяжеленным лезвием каждый из них имел в своем арсенале широкий металлический браслет, закрывающий руку до самого локтя, с острыми режущими шипами на запястье. Кроме них браслет имел клинообразный выступ, образовывавший над ним узкую щель. Даже оставшись без оружия, воин мог защититься от удара меча или сабли, так подставив руку, чтобы лезвие соскальзывало в щель. Затем оставалось только резко повернуть ее в сторону — и противник терял оружие, выпуская рукоять, которая тут же оказывалась у самого спецназовца.
Вячеслав вспомнил и о так называемых сюрикэнах — тонких стальных пластинках в форме шестеренок с острыми краями. Перед боевой операцией эти края смазывались змеиным ядом. Каждый из спецназовцев имел не меньше двух десятков таких пластин, аккуратно упакованных в отдельный кожаный мешочек.
На тренировках считалось удовлетворительным, когда третья пластина была запущена в то время, как первая еще не достигла цели, хорошо — если в воздухе одновременно были четыре, отлично — пять. Любопытно, что при метании в дальнюю цель некоторые «отличники» ухитрялись выпустить и шесть, а то и семь.
Впрочем, даже если сюрикэны заканчивались, то спецназовец не мог считать себя безоружным. На расстоянии в пятнадцать-двадцать шагов каждый был обязан угодить в глаз чучелу-мишени простым камушком, подхваченным с земли. Здесь пятерка ставилась за попадание куда следует не менее половины пущенных камней.
Даже сабельные ножны у них отличались от обычных. Все они имели дополнительное отверстие внизу, так что в случае нужды служили дыхательной трубкой. Это на случай, если не будет возможности и времени срезать стебель камыша.
Отличалась даже веревка, которая находилась в арсенале спецназовцев. На ней имелись петли, предназначенные для облегчения подъема, а помимо них, на строго определенном расстоянии, еще и узлы, с помощью которых при необходимости можно было четко определить размеры чего-либо.
Последние два года в их арсенал, благодаря неустанным трудам поисковых бригад, действовавших на Урале, вошел еще и магний. При необходимости можно было метнуть белый комочек в костер, вызвав ослепительную вспышку, и выиграть столь нужные секунды, чтобы незамеченным проскользнуть мимо вражеского заслона.
Попасть в спецназ считалось среди воинов великим почетом, тем более что набор был крайне ограничен.
— А почему ты не хочешь увеличить состав? — как-то поинтересовался Константин.
— Строго по ленинскому принципу, — ответил тогда воевода, поясняя, почему до сих пор спецназ включает в себя всего лишь триста бойцов: — Лучше меньше, да лучше.
