Алатырь-камень - страница 126
Племена касогов, а чуть позже и ясов[136] встретили его не совсем дружелюбно, хотя и тут свою положительную роль сыграло прошлое. Воспоминания о том, как тысячный полк Стояна, теперь прочно сидевший в Азове, спас от окончательного разгрома соединенное ясско-касожское войско, еще не успели выветриться из памяти горцев, которые, как и кочевники предгорий, не только уважали силу, но и не были чужды благодарности.
Сыграло свою роль и то обстоятельство, что порядка в тех краях не было и в помине. Давно прошли времена, когда племя аланов, только-только выделившееся из степного союза и пришедшее на Кавказ из Средней Азии[137], управлялось крепкой рукой одного вождя. Именно тогда они и показали всем прочим, кто хозяин в этих благодатных местах.
Но шли годы, у вождя подрастали дети, и никто из них не хотел уступать друг другу. Какое-то время единовластие держалось, хотя шаткое и скользкое, как обледенелая дорога. Но при еще более многочисленных внуках начались первые междоусобицы, а при правнуках от былого единства остались лишь жалкие воспоминания и умиленные рассказы стариков-сподвижников, еще помнивших славные деяния великого вождя.
С тех самых пор в степях Северного Кавказа воцарилась полная анархия. К тому времени, когда Вячеслав вступил туда со своим войском, чуть ли не в каждом селе был свой вождь, и ни один из них не хотел уступать другому. Доходило до того, что на все работы — будь то самые важные, типа покоса, жатвы или сева, — ни один житель не выходил из дома, не прихватив с собой оружия.
В свое время до этих краев добрались христианские миссионеры из Византии и окрестили все население по православному обряду. Но действующих церквей русский воевода уже не застал — одни развалины, да и сам крест превратился в некий амулет. Человек, держащий его в руках, даже в это беспокойное время мог беспрепятственно путешествовать из села в село, не боясь быть ограбленным или убитым. Что же касается молитв, церковных служб и прочего, то тут, образно говоря, ладаном и не пахло.
Однако освежить в памяти то, что уже было, намного легче, чем изучать в первый раз, поэтому Константин, твердо вознамерившись обратить этот полустершийся плюс к своей выгоде, порекомендовал патриарху Мефодию еще за год до поездки подобрать и отправить с Вячеславом аж две сотни священнослужителей из числа образованных монахов и священников.
С будущими миссионерами работали всерьез. В таком деле проколов допустить было нельзя ни в коем случае. Неумелое ауканье грозило так откликнуться, что мало не показалось бы. Поэтому инструктировал их сам патриарх, а о специфике тех краев рассказывали на пару воевода и царь. Они советовали носителям слова божьего почаще вспоминать о законах Ветхого Завета, которые значительно более жестоки, чем слова Нового Завета, но зато близки по духу буйным и необузданным горцам.
На недоуменные вопросы священников и монахов патриарх мудро отвечал, что сейчас самое главное — заронить в их иссушенные яростью кровной мести сердца первую искорку новой истинной веры. А уж потом, смягчив людские души, приступить к следующему этапу, который — это тут же подчеркивалось — придет очень нескоро. Скорее всего, сами присутствующие его не застанут.
— Но! — тут же подчеркивал Мефодий. — Многие из законов, которым повинуются те же невежественные горцы, во многом сходятся с заповедями Христа, а потому речь ни в коем случае не идет о том, чтобы вы сами позабыли про них. И никто не говорит, чтобы вы не пытались отговаривать убийцу-кровника, если он поделится с вами своими черными замыслами о мести. Наоборот. Просто надо все время помнить, что, даже надев крест на шею и приняв святое крещение, они все равно еще не стали в душе подлинными христианами. Во многом они как дети, которых еще учить и учить. Помыслы у них благие, а вот дела… увы.
— Только помните, что этих детей нельзя шлепать по заднице, — внес существенное уточнение Вячеслав, взявший слово следом за Мефодием. — Никаких проклятий, запретов и прочих угроз от имени бога — только ласка и уговоры, плюс личный пример подлинно христианского поведения.
