На сей раз оборонять Ростиславль не пришлось. Вячеслав учел, что в стане врагов многие прошли выучку у него и его воевод, сделал все, чтобы избежать правильного боя, и напал в самое неподходящее для противника время, когда силы бунтарей были рассеяны на двух волоках — северном, Ламском, и западном, ведущем с Угры на Оку.
Если бы ополченцами командовали ратные люди царя, то они все равно сумели бы организовать оборону. Вячеслав учил их на совесть, упорно вдалбливая простейшие азбучные истины, вроде той, что в походе расслабиться можно лишь тогда, когда ты с победой вернулся в родной город.
Особое же внимание — на переправах через реки и на волоках. Тут бдительность надо увеличивать до предела. Доказывал это воевода на практических примерах, самолично устраивая во время учений лихие наскоки конных дружин именно в этих местах.
Так все и получилось. Стремительные удары, нанесенные в самый разгар переправ, внесли такое расстройство в ряды противника, что уже через несколько часов стало ясно — конец. Оставалось только бегство, чтобы успеть добраться до своих стольных городов и затвориться в них.
А как до них добраться, если все пути в Смоленск уже перекрыл князь Василько, подошедший от своего Владимира-Волынского. Как вернуться в Новгород, если Волга напрочь перекрыта боевыми ладьями рязанцев? Правда, на Киев дорожка была посвободнее, хотя тоже засад хватало и на ней.
Вот тогда-то Слану и выпала честь самолично пленить князя Андрея Мстиславича, который, в довершение своего позора, был вынужден отдать меч недавнему татю.
Константин не казнил ни Андрея, ни его брата Всеволода, который вел новгородские полки. Ни к чему излишняя жестокость. Вот князя Бельзского он повесил бы с удовольствием, но тот утек обратно в Венгрию. Этих же, всех троих, включая смоленского князя Ростислава, просто изгнали за пределы Руси, а Слану в награду за поимку достался орден, который как раз и вручил ему царевич Святослав.
С сынами князя Михаила Городненского именно в это время произошла иная история. Они появились на Руси всего за год до княжеского бунта. Александру и Владимиру Михайловичам, в отличие от отца, надоело пребывать в мазовецких болотах, распоряжаясь дикими мазурами в трех селениях, которые Конрад милостиво выделил князю-изгою, и они подались на Русь.
Константин принял обоих, но не осыпал почестями, как те в душе надеялись, а предложил должности на выбор. Были они все захудалыми, но дареному коню в зубы не смотрят, а потому князья избрали для себя привычную воинскую стезю. Расчет был на то, что должность десятника в царской дружине, конечно, невелика, но зато он часто мельтешит пред государевыми очами, а значит, непременно должен подвернуться случай отличиться.
Вскоре он и впрямь подвернулся братьям. Как раз их сотня, которую Александру вверили для того, чтобы перекрыть один из возможных путей отступления Андрея Мстиславича, и оказалась на дороге у мятежного князя. Вот только в спешке ни Константин, ни воевода Вячеслав, распоряжавшийся всеми силами, не напомнили своему вояке про элементарные меры предосторожности — чай, князь, да и большенький уже, далеко не мальчик.
Словом, когда люди беглого мятежника выскочили на лесную поляну, то увидели, как комфортно отдыхают после бурного ночного веселья воины Александра, который даже не удосужился дать распоряжение выставить сторожевые посты. Киевлянам только это и было нужно. Из всей сотни погибли немногие — князь Андрей слишком уж торопился. Зато преследовать врага было уже не на чем — всех лошадей беглецы увели с собой.
Лишь благодаря заступничеству царевича Святослава новоиспеченный сотник не был сурово наказан. Сыграло роль и молчание Слана, который не рассказал Константину о том, как на обратном пути у него чуть было не дошло до драки с людьми князя Александра. Тот потребовал было отдать связанного Андрея Мстиславича ему, ибо не подобает смерду и бывшему татю брать князей в плен, но напоролся на решительный отказ.
После этого случая Александр своей надменностью и высокомерием в обращении с людьми еще не раз вызывал неудовольствие Константина. Видя, что карьера не удалась, князь сам вызвался поехать на окраинные северо-восточные земли, отобранные у Новгорода после провала мятежа, для сбора дани с диких племен.
