Выпалив все это, Аламазон задумался. Кажется, все предусмотрел. Но ведь еще неизвестно, какой клад найдешь. Наверно, надо сначала найти сокровища, а потом уже распоряжаться. Ведь, как говорит Назар-алкаш, «чем больше у тебя денег, тем больше расходов». Помолчав немного, он тронул Ишмата за плечо:
— Так что, за дело?
— Какое дело? — изумился Ишмат.
— Надо идти за кладом.
— Еще чего! Ты что, все это всерьез?
— Серьезней не бывает. А для чего ж мы все это говорили?
— Это ты говорил, а не я. Ты что, думаешь, что тебе в пещере сокровище приготовлено? Мол, приходи, дорогой Аламазон, и бери меня, если хочешь.
— Эх, ты! Трус ты, вот что! Я хотел тебя назвать Френсисом, а ты недостоин этого, как я посмотрю! А как было бы хорошо: я — Генри, ты — Френсис!
Поменять прозвище — это была давняя мечта Иигмата.
С самого раннего детства его в минуты гнева называли «ишма» — толстяк, пузатый. И угораздило же его имени быть похожим на эту дрянную кличку! И хотя прозвище «толстяк» необычайно подходило кругленькому как футбольный мяч, Ишмату, ему казалось, что кличка явно несправедлива. Но если его назовут Френсис, то мальчишки перестанут дразнить «толстяком». В самом деле, какое из бранных слов похоже на Френсиса? Нет таких слов! И он задумался.
Аламазон нетерпеливо наблюдал за ним. Перед этим он долго размышлял. В общем-то Ишмат недостоин носить это имя. И имени Генри он тоже недостоин. Но ведь не будешь же носить два имени сразу, хотя и одно, и второе имя словно созданы для Аламазона. Справедливость требовала, чтобы он уступил одно из них Ишмату. А поскольку в поединке двух братьев победителем все-таки оказался Генри, то Аламазон решил, что-что, а это имя он не уступит!
— Ну, что? — не выдержал он.
— Ты не спеши, — примирительно проговорил Ишмат. — А откуда мы знаем, есть ли вообще золото в Джиндагаре.
— Есть! Если нет, отрежь мне уши. Говорят, что оно может быть в самом конце пещеры — в Зимистансарае. Там вполне могли зарыть когда-то клад.
— А что мы возьмем с собой? Из еды, конечно, — начал сдаваться Ишмат — Ты думаешь, мы сможем так долго голодать, как эти… из книги?
— Не горюй! Я уже позаботился о своей дружине, — торжественно объявил Аламазон.
Он встал на глыбу камня и выпрямился, высоко подняв голову. Торжественно объявил:
— Раз ты согласен, то двинемся. Готовься, Френсис! Мы отправляемся в священный поход. Впереди — Джиндагар. И хотя Ишмат в душе скорее готов был вечно сидеть на берегу спокойного, тихого сая, жуя что-нибудь вкусное, чем подвергать себя опасности в пещерах, он молча кивнул головой. Раз Аламазон сказал, значит так тому и быть.
На следующее утро, еще до восхода солнца, он отправились в путь.
Селение еще спало. На склоне горы влажно поблескивала роса. Молчали птицы. Ежась от предутреннего холода, мальчики выбрались на узкую тропку, прижатую к восточным склонам Елкантага. Они прошли мимо водопада, потом долго карабкались вверх — туда, где по камням, то пропадая, то возникая в расщелинах, протекал голубой, ослепительной чистоты арык, прозванный Джаннатарыком — райским. Именно возле него и находился знаменитый Джиндагар.
В пещере было влажно и прохладно. У самого входа и дальше валялись старые и совсем еще свежие кости — наверно, сюда утаскивали хищники свою добычу. Перья хилол-кекликов, рассыпанные повсюду, при каждом шаге щекотали лицо, взметываясь вверх мягким пушистым облаком.
Наши кладоискатели, гордо вступившие в пещеру, подобно сарбазам,[5] вскоре замедлили шаги — свод пещеры с каждым шагом становился ниже. Мальчики сгибались все больше и больше, оберегая фонарь, которыми они освещали дорогу.
Вскоре пришлось ползти, держа фонари в вытянутых руках и волоча за собой увесистые сумки с продуктами.
Пыхтя, обливаясь потом, ползли они, натыкаясь то на каменные выступы, то скользя руками по влажной глине и каждую минуту боясь покатиться куда-то вниз, то обдирая колени и отплевываясь от пыли.
— Когда же это кончится? — ныл Ишмат, вслед за Аламазоном нащупывая в темноте путь, слегка задыхаясь, так как верткий, быстрый Аламазон опережал своего спутника. Тогда Аламазон задерживался, подбадривал Ишмата;
