Врата Смирения.
Главные врата Аньгоры.
Единственный путь в город для тех, кто впервые оказался здесь.
Пройдешь сквозь арку врат Смирения, и полыхающий в душе огонь притухнет. Успокоение снизойдет на мятущуюся душу.
Разбойник прекратит жаждать крови и поживы.
Истерзанная тоской и разлукой душа влюбленного познает немного покоя…
Аньгора — Город Мертвых.
Здесь не место для пылающих живых эмоций.
На улицах Аньгоры мирно разойдутся даже кровные непримиримые враги. Они сохранят вражду, не станут кидаться друг другу в объятия и прощать былые обиды. Но и за ножи хвататься не будут. Такова сила нерушимой магии, пропитывающей это место.
Путника в старом бордовом плаще никто не остановил. Он свободно миновал арку гигантских врат и ступил на мостовую Аньгоры. Заложив руки за спину, путник неторопливо шагал по зажатой домами улице. Никто не обращал на него внимания. А вот он подмечал многое. Цепкий взгляд задерживался на лицах, скользил по окнам, нырял в распахнутые двери трактиров. Так интересно наблюдать за мертвыми, играющими роль живых… Во всяком случае, это куда интересней, чем смотреть на давно опостылевшие изукрашенные фасады и статуи с телами и ликами, искаженными жуткой мукой.
Жители же… мертвецы пытаются жить по-старому, и порой это настолько забавно, что стоит обратить внимание. Вот один из недавно прибывших. Мрачный свирепый громила, легко дающий волю кулакам, могущий в одиночку опустошить целый бочонок с вином или пивом, обладатель хриплого голоса и неуживчивого нрава. Тут нет ничего удивительного — другими оборотни и не бывают.
Едва заметив его грозную звероватую фигуру, бессмертные жители тут же старались перейти улицу, чтобы не оказаться слишком близко.
Его боялись и не любили «там». Ничего не изменилось и здесь. Но самому виновнику чужих страхов, в прошлом натворившем немало ужасных дел, было не до них.
Сидя на заборе, почесывая заросшую грудь, он неотрывно смотрел на запертую дверь небольшого ладного домика.
— Пошел прочь, псина паршивая! — донесся из-за двери сердитый женский голос.
Обрадованно вздрогнув, он старательно заулыбался. Стал похож на лохматого преданного пса, завидевшего хозяина. Будь у него хвост — он бы молотил им что есть сил.
Хозяйка дома счастливой от столь бурного проявления радости не стала. В ее голосе прибавилось сердитости:
— Пошел прочь, я тебе сказала! Будет он мне тут клыки скалить!
Еще одна улыбка громилы показала — он никуда не уйдет, и он рад слышать сердитый женский голос. Пусть хозяйка домика говорит что хочет — он примет с благодарностью.
— Пошел вон!
Громила остался недвижим, улыбаясь при этом необычайно тепло. Да и выглядел он уже не таким взъерошенным и злобным. Скорее походил на приласканного пса с чуть приглаженной косматой шерстью. Пса, способного в мгновение ока порвать любого, кто осмелится бросить косой взгляд на его хозяйку.
Путник прошел в шаге от него.
Путник… путник… он сам себя давно уже так называет. Вечный Путник. Есть еще одно подходящее для него имя, но он избегает его. Узник… вечный узник Аньгоры…
Его ноги ступили на участок улицы, выложенный прозрачным камнем. Та же мостовая, но сквозь нее можно видеть происходящее под Городом Мертвых. Под подошвой сапога юркнула крохотная рыбешка, испуганная внезапной тенью.
Подводная часть Аньгоры не больше и не меньше надводной части.
Точная её копия.
Ахилотам привольно жить в толще полосатой воды, пронизанной солнечными лучами.
Тепло и мирно.
Спокойно и вечно.
Скользят неслышно рыбы. Ползут по дну гигантские крабы, несущие шары магических светильников. Причудливая игра света и тени убаюкивает.
Вечность пролетает незаметно.
Дремлет на троне старый король…
Король подводный свергнут был. Собственным сыном, что прибег к помощи и силе бессмертных чужеземцев, возглавил восстание и ворвался во дворец.
Король ту битву проиграл. И был не только свергнут, но и убит.
Таковы извечные законы смены королевской власти.
Что на суше, что под водой.
Старый убитый король сидит на троне смиренно.
Но он не смирился.
О нет!
Он не смирился!
Он ждет!
Что ж… не он один. Все они ждут…
Седовласый величественный волшебник медленно шагал по улице. Он глядел строго перед собой, лоб сморщен в глубоком раздумье.
