— Какая же наглая природа в самом прекрасном для актрисы смысле, — прошептал на ухо Алене Сиволапов. — Все сломала, снесла все, о чем договаривались, и не боится от тебя взбучки.
— Она сейчас об этом не думает. И правильно. Ее ведет, и она сейчас только себя слышит.
Сиволапов оглянулся назад, чтобы посмотреть на реакцию зрителей, и возбужденно зашипел:
— Вот-те здрасьте. Знаешь, кто пожаловал? Энекен. Стоит в задних дверях с абсолютно перевернутым лицом. По-моему, сейчас в обморок грохнется. Видно, здорово ее переиграла наша-то…
Алена резко развернулась назад, увидела потрясенное лицо Энекен, инстинктивно даже приподнялась с места, но в это время финальная тема спектакля вправила ее мгновенный импульс в нужное русло, и Алена зашептала в микрофон:
— Сережа, микшируй звук. Маша, актеров на поклоны не выпускай — они еще не выстроены. — И уже громко, после последнего звука музыки, словно звонкой каплей начала оттепели, завершившей спектакль, произнесла: — Свет в зал, пожалуйста. Всем спасибо. Замечания — перед завтрашним прогоном. Внимание актерам. В пять часов художница Ольга Белова принесет доработанный макет и эскизы костюмов к «Двенадцатой ночи». Желающих посмотреть и тех, кто занят в спектакле, прошу ко мне в кабинет. Повторяю: в пять часов.
К Алене подошли директор и завлит Галя Бурьянова.
— Нет слов! — Шкафендра взял руку Алены и несколько раз прочувствованно поцеловал ее. — Если бы лично не имел чести быть с вами, так сказать, в тесном знакомстве, никогда бы не поверил, что это сотворено женскими руками, да еще… — Глебыч опасливо повертел головой в поисках Сиволапова. — Ну что греха таить, пьесу-то все читали… Одним словом, от души поздравляю и вас, и нас, и театр, и будущих зрителей. Как старый театральный зубр, предвижу небывалый успех. Для обсуждения предлагаю собраться у меня. А труппу думаю завтра с утра вызвать. Да, а какова музыка! А уж Воробьева… Ох уж эта Воробьева! Пойду ее поцелую.
— Классно все собралось! — Галя притянула к себе Малышку и звонко чмокнула в щеку. — Теперь наша мечта о музыке как равноправном действующем лице сбылась, стала явью. Слушай, какой же талантище этот Сергеев! Как бы нам его удержать для театра, на него сейчас такой поток предложений ухнет!
— Да уж как-нибудь попытаемся, — улыбнулась Алена. — По крайней мере, от «Двенадцатой ночи» ему не отвертеться.
Малышку обступили со всех сторон, и она, пытаясь как можно скорее корректно завершить стихийно возникшее обсуждение спектакля, краем глаза видела, как поздравляют Глеба, жмут ему руки, а он, радостно улыбаясь, ищет ее взгляда… В груди стало жарко от мысли, что сегодня, после всех треволнений напряженного дня, они останутся вдвоем. И тут же Алена вздрогнула и стала напряженно выискивать кого-то в зале. Потом придвинула микрофон и сказала:
— Маша, если девочки меня не слышат, попроси спуститься ко мне Воробьеву и Трембич.
— Воробьеву, можно сказать, прямо из кулисы забрали на контрольный снимок ноги.
— Кто забрал? — насторожилась Алена.
— Да Миша же, наш шофер. Он ее доставит в больницу и к пяти привезет, чтобы она макет посмотрела. Замечания же вы перенесли на завтра.
— Хорошо, — облегченно выдохнула Алена. — Мне срочно нужна Женя Трембич.
Буквально через минуту перед Аленой появилась запыхавшаяся Женя. Ее хорошенькое лицо со следами нестертого грима было обеспокоено:
— Что случилось, Алена Владимировна?
— Может случиться. — Алена отвела ее в сторону. — Ты знаешь, что приехала Энекен?
— Вчера вечером узнала, что она явится на один день. Не на сдачу спектакля, естественно. Встретиться с Адамом.
— Но она была в зале. Я ее видела.
— Да? — удивилась Женя. — Странно, что она не зашла ко мне. A-а, знаю. Она же из Таллина для Ковалевой какую-то траву или настойку должна была привезти. Видимо, поэтому забегала… Да что с вами, Алена Владимировна? На вас лица нет.
— Слушай меня. Все очень плохо складывается. Ты должна немедленно, во что бы то ни стало найти Энекен. Где она могла остановиться?
— Не знаю. Возможно, нигде. Она же на один день, ей вечером на поезд. Хотя… я постараюсь ее найти.
