Глеб присел на корточки рядом с Аленой и нарочито кротким голосом спросил:
— Малыш, долго еще врать будем?
Алена молчала, сосредоточенно околачивая с ботинок налипший снег.
— А ботинки у кого напрокат взяла? — поинтересовался Глеб, выковыривая пальцем застрявшие между ботинком и ногой Алены ледышки.
— Ну это-то не проблема, — так же нахально ухмыльнулась Алена. — В мужской костюмерной, где же еще-то?!
— А возвращать собираемся? — Глеб осмотрел машину в поисках пакета с Алениной обувью.
— Это называется — наводящие вопросы, — уточнила Малышка и изъяла из-под сиденья коротенькие меховые сапожки. — Возвращать — ни в коем случае. Раз уж ты так рвешься в соучастники, выкинешь этих уродов в лесу — километров эдак в десяти от этого места.
— А может, в уличный сортир спустить… на даче?
— Не стоит рисковать. До весны еще далеко, и будет обледеневшая улика торчать в твоем частном хозяйстве.
— В нашем, — поправил ее Глеб. И, увидев непонимание на лице Алены, пояснил: — В нашем хозяйстве. Надеюсь, партизанский азарт и очарование опера Пантелеева в образе Колчака не отбили напрочь твою явно ослабевшую память… так же как и совесть. Напомнить дату нашего венчания? Это будет ровно через две недели… А если еще точнее, — Глеб сверился с часами, — через тринадцать дней и восемь часов. Так что предлагается слово «мое» поменять на «наше».
Глеб взглянул через Аленино плечо и, прошептав: «По горизонту противник», пропихнул ее в машину и захлопнул заднюю дверь.
Лишь только «ходячие» больные миновали их, Глеб снова открыл дверь. Алена развязывала слипшиеся от снега шнурки. Когда она подняла голову, ее глаза уже не смеялись, они были серьезными и очень грустными.
— На самом деле все это и печально, и противно, и… подло. Но у меня нет другого выхода, — тоскливо проговорила она, утыкаясь лбом в мокрый воротник куртки Глеба. — Я сейчас все расскажу тебе… и, возможно, ты отменишь наше венчание… и по-прежнему останешься единовластным собственником виллы… с уличным сортиром…
Спустя ровно сутки Алена после репетиции поднялась к себе в кабинет и увидела в приемной Егорычева, мирно распивающего чай с секретаршей Милочкой.
Сразу попытавшись проверить по лицу хотя бы легкие приметы его внутреннего состояния и конечно же натолкнувшись на совершенно индифферентное выражение, Алена поцеловала дядю Мишу в щеку и по тому, как Егорычев крякнул в ответ, поняла, что сейчас ей будет горячо.
— Пойдемте в кабинет? Или еще чайку? — неуверенно предложила Алена.
— А вы идите… разговаривайте, а чай я в кабинет перенесу… вот только заварю свеженький, — сказала Милочка.
— Мне кофе, пожалуйста, — попросила Алена и, пропустив Егорычева внутрь, плотно притворила дверь.
Михаил Михайлович прошелся несколько раз по комнате, потом развалился на диване, закурил и отрывисто произнес:
— Давай, Егоза, рассказывай. Здорово, я чувствую, напозволялась. Все в подробностях.
Алена метнула на Егорычева быстрый испытующий взгляд исподлобья:
— Она… умерла?
— Сегодня ночью. Я так понимаю, ты помогла.
Алена побледнела и, закусив губу, несколько раз отрицательно мотнула головой:
— Так говорить неправильно… Я просто вычислила ее и, когда шла в больницу, была уверена в том, что она попросит помочь. Я понимала, что для Джой это единственный выход. И ей не к кому будет обратиться, кроме меня. Но я не помогла ей умереть, это неверно, я поначалу, чисто эмоционально, даже отказалась, хотя в мой план это входило.
— А потом подумала и угробила американку? — резко продолжил Егорычев.
— Нет, — еще больше побледнев, ответила Алена. — Я обменяла ее жизнь, теперь уже ненужную и ей самой, на Севкину свободу.
— Ты понимаешь, что это не игра в дочки-матери и на тебя одну падает подозрение? Ты — единственная, кто мог принести ей лекарство, — зарычал Михал Михалыч, пропустив мимо ушей слова Алены о Севкиной свободе.
— Ничего подобного. Если капитан Пантелеев опытный сыщик, то обнаружит, что лекарство Джой получила через форточку. А под окном он найдет следы мужских ботинок с отчетливым рисунком — со вчерашнего дня осадков не было… Там же отыщется оброненная зажигалка — причем никакая не подделка, такие продаются только в Штатах… Ее посещала не одна я. Были сотрудники американского посольства — вот с ними пусть и разбираются. Тем более вчера меня к ней не пустили, а сотрудников посольства пустили. Потому что в американское посольство был звонок, что Джой Ламберти умоляет навестить ее, в каком бы состоянии она ни находилась, она хочет на всякий случай оставить им свою предсмертную волю.
