Было на нем написано следующее:
«Тик-так! Тик-так! Тик-так! Время идёт. И оно близко!»
Рассердились девочки.
— Да какое нам дело до вашего времени? — спросили они чиновника. — У нас в карманах Вечность.
Чиновник снова препротивно улыбнулся.
— Так ли, барышни? Так ли? Ха-ха. Позвольте откланяться, ибо дела-с.
Он помахал девочкам шляпой. Тотчас к нему подкатил громадный, начищенный до блеска самовар и, открыв в его боку дверцу, чиновник забрался внутрь.
— Н-но! — крикнул, взмахнув бичом, сидевший на вершине самовара кучер — глобус мира с единственным островом посреди Океана, и самовар помчался прочь изящным аллюром.
— Послушайте! Беда! — вдруг прошептал с испугом девочка в жёлтом. — Вечность пропала! Мой карман пуст!
Она показала, насколько он пуст. Совершенно пуст. На его дне плескалась космическая чернота, от которой стыли девочкины пальцы.
— И у меня, и у меня пропала… — заголосили подружки. — Невероятно! Куда она подевалась, наша вечность? Кто ее украл?
Стали они озираться в надежде увидеть вора, способного на такой мерзкий поступок. И увидели, да не одного, а троих — крысолюдей, сгорбленных, с длинными голыми хвостами и горящими алым огнём глазами. Эта дерзкая хихикающая троица стояла поодаль, никуда не собираясь уходить, тем более бежать.
— Отдайте! Отдайте нам нашу Вечность! — закричала девочка в жёлтом. — Медведь, помоги нам!
Медведь двинулся к крысам, но те стояли и смеялись над ним, издевались, святотатственно подзуживали, словно Медведь не был Повелителем Вселенной, а всего лишь игрушкой.
Медведь очень старался настичь воров, но не смог. Чем быстрее он мчался, тем сильнее прирастал к одному месту.
— То, что упущено, не вернётся, — сказал один крыс, подкидывая на ладони вечность девочки в синем.
Его ужасные жёлтые резцы сверкали, подобно карающим мечам.
— Ни один Император не восполнит потерянное. — Другой крыс бросил в рот Вечность девочки в зелёном.
— Всё тлен! — хихикнул третий крыс, превращаясь в могильного червя, который тут же зарылся в землю и исчез.
Его сообщники, желая, очевидно, ещё сильнее расстроить девочек, растаяли в воздухе, оставив облако трупного зловония.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Теперь и девочки слышали этот звук, словно неподалёку от них, рядом с городом, с планетой стояли громадные часы.
И часы эти планомерно, неумолимо отсчитывали каждый миг.
— Не могу подняться, — слабым голосом произнёс девочка в зелёном. Из-под ее подола полилась кровь, нижняя белая юбка мигом стала влажной. — Умираю…
Девочка в синем засмеялась стеклянным дребезжащим смехом. На лице ее выступили сине-жёлтые пятна, одна сторона опухла, на шее появились следы чьи-то пальцев.
Через миг она уже висела, покачиваясь, над пледом с игрушечным сервизом. Верёвка сдавила ее шею, язык, влажный, вывалился между губ.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Девочка в жёлтом повернулась, чтобы обнять своего Медведя, но тот исчез. Вместо него стоял рядом с ней мерзкий господин. Глядя на неё, он презрительно кривил жирные от щей губы и что-то говорил.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Из девочки в жёлтом один за другим лезли окровавленные младенцы. Оказавшись снаружи, они ползали туда-сюда, точно черви, и повсюду оставляли кровавые отпечатки своих ручонок.
И они кричали — вопили, как могут вопить только новорождённые.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Девочка в жёлтом оплыла, словно комок теста. Младенцы облепили ее, продолжая вопить, а жирногубый господин хлопал, довольный, и хохотал беззвучно.
Облетало дерево.
Умирала трава.
Времена года неслись галопом.
Солнце то жгло, то налетала метель.
Чугунная ограда парка рассыпалась в прах. Следом унесло ветром то, что осталось от пансиона, от домов по соседству, от улицы, города, мира.
Всё стало тленом.
А потом явилось Время. Печальное. Скорбное. Утешающее.
Однажды художник изобразил его скелетом, вооружённым косой, и нарёк Смертью. Так и повелось с той поры.
Взглянула Смерть на подруг и тяжело вздохнула. Взмахом косы отрубила девочке в жёлтом уродливую голову, другим взмахом избавила от агонии девочку в зелёном, осторожно сняла девочку в синем с дерева. Ее голову Смерть положила в корзинку вместе с другими.