Когда Натали сообщила Мали, что собирается уезжать в Юрмалу, к своим ландышам, и оставляет ее на попечение Ведьмы, она как бы определила судьбу старухи. Одно только сообщение о том, что Эмилия не едет с Натали, а остается, сделало Мали счастливой в тот момент. И пускай себе Натали едет, и чем дальше уедет, тем лучше, лишь бы Ведьму за собой не сманила. И ходила Мали на кухню, и сидела там без дела или за придуманным делом, и хотела задать вопрос, и не решалась.
— Почто маешься? — спросила ее наконец Эмилия. — Чем душу себе тревожишь?
Никакая хитрость не пришла Мали на ум, и она спросила просто:
— Ты осталась по Наташиному поручению?
— Чего? — удивилась Ведьма.
— Ты ведь с ней собиралась уехать, нет разве?
Ведьма присела на краешек стула и стала обтирать фартуком безупречно чистый стол. На лице ее проступила обида, и Мали испугалась. Никогда она не видела, чтобы губы у Эмилии дрожали, чтобы так напряженно из носа вылуплялся клюв, чтобы так зло катались по щекам желваки.
— Что ты, что ты, — заторопилась Мали, — я не хотела тебя обидеть, я так рада, что ты с нами.
— А я на тебя и не в обиде, — напряженным голосом ответила Ведьма. — Никуда бы я не поехала от Любы да от тебя. И Юцера мне бросать бы жалко. Только Наташа меня и не звала.
— А ты хотела, чтоб позвала?
Ведьма молча кивнула.
— Ну, может, она хотела позвать и боялась, что согласишься. Она мне велела тебя слушаться. Вроде как, ты теперь моя спасительница.
— От чего спасать-то? — спросила Ведьма глухо.
— Не знаю. Наташа мне разного наговорила.
— А ты не слушай, — с необъяснимой злостью велела Ведьма. — Ты не слушай. Нехороший она человек.
— Это ты из-за камушков?
— А что камушки? Мне-то без дела, настоящие они или какие. Недобрая она оказалась. Злая. И хитрая.
— А ты подумай, сколько она пережила. Оттуда люди добрыми не возвращаются. Вспомни Леню Каца.
— А тот Кац завсегда был поганый. Старое время таких людей не любило и клеймило. Вот он и притворялся. Я про его и тогда все понимала. И что невинного человека в тюрьму послал вместо себя, знала.
— Ты мне это и рассказала, — пробормотала Мали.
— Ну да. А насчет Наташи я инако думала. Обманула она меня. Горько мне. Чужое зло, оно легко отлипает. А если кому в душу въелось, та душа до зла способная была. Ошибалась я в Наташе. Дурой она меня выставила, вот что!
— А я о Любови беспокоюсь, — тихонько, почти шепотом, пожаловалась Мали. — В ней зла не меньше, чем в Наташе.
— Это может быть, — согласилась Ведьма. — Только в ней добра много больше, чем в Наташе. Любушку зло не победит. Она его в ладони держит, она им командовает.
Мали вздрогнула и затихла. Долго они так сидели. Мали хотела было пойти за картами, но Ведьма остановила ее.
— Себя послушай, — велела сурово. — А картинки эти я бы сожгла. Ты за них, как за мамкину титьку держишься. И чтобы я больше тебя за ними не видела!
Мали послушно кивнула. Картинок она больше не раскладывала, зато без предварительного совещания с Ведьмой она теперь ничего не делала, никаких решений не принимала.
«Околдовали мою Малю», — жаловалась Ведьма неизвестно кому. Она стала разговаривать с собой вслух, правда, негромко. И что она только не делала, чтобы снять с Мали порчу! И волосы ее крала с гребешка, палила их в огне свечи, приговаривая все ей известные магические слова, и яйцо водой, настоянной на пепле этих волос, кропила и под подушку Мали подкладывала. И травы настаивала, шептала над ними, а потом раствор вливала в воду, в которой Мали собиралась купаться. И талисманы добывала у разных ворожей и хитростью заставляла Мали их носить. Ничего не помогало. Куда-то утекла Малина жизненная сила, какой-то нетопырь ее высосал.
Ведьма была уверена, что порчу навела Натали, но не должно было быть у этой женщины сил, которым она, Ведьма, не могла бы противопоставить свои умения. Еще больше озлилась Эмилия на бывшую хозяйку. Так озлилась, что невмоготу ей стало жить, и она умерла.
Почувствовав, что пришел ее срок, Ведьма решила не будоражить семью понапрасну. Все-таки смерть в доме — большая суматоха. А может, и не знала она ничего, а просто пошла поглядеть на весну и вербы наломать. Так, с пучком вербы в руках, ее и нашли на скамейке возле небольшого леска, превращенного в парк. Нашли и увезли в морг. Все документы при ней были, в чистую хусточку завернутые. Значит, знала, решила Мали.
