— Натали! — крикнул Юцер и побежал к ней.
Женщина обернулась. У нее было совершенно серое лицо, без глаз, без носа, без губ. Серая шевелящаяся масса, похожая на глину. И вдруг это невероятное лицо улыбнулось беззубой улыбкой и сказало голосом Лени Каца: «Ты стал толстенький и противненысий, Юцер. Но ты все еще можешь на что-нибудь сгодиться». Он квакал, этот голос. И Юцер в ужасе побежал. Он выбежал за ворота, бронзовая ограда осталась позади, а он все бежал, и бежал, увязая в глине, спотыкаясь о древесные корни, раздвигая ветви, пока не упал в мокрую траву.
Траву приготовила Юцеру Мали. Она проснулась от крика: «Натали!», испугалась, зажгла ночник и некоторое время вглядывалась в лицо спящего. Лицо его выражало ужас. Поначалу Мали хотела разбудить мужа, но, справедливо решив, что нехорошо просыпаться от дурного сна, и что такой сон надолго остается в памяти, просто вошла к Юцеру в сон и подложила в него влажной травы.
И все-таки Юцер запомнил этот сон, потому что за завтраком он спросил Мали:
— Как ты думаешь, у Натали есть зубы?
— Разумеется, есть, — ответила Мали небрежно. — Она выглядит замечательно. В определенном смысле чуть хуже, чем раньше, а в определенном — даже лучше. В ней появилась приятная мягкость.
— Откуда ты знаешь? — подозрительно спросил Юцер.
— Мы часто встречаемся во снах, — сказала Мали, — она охотно отзывается на мой призыв. И мы замечательно проводим время.
Последний сон Юцера оказался в руку. Пришла телеграмма, сообщавшая о приезде Натали в пятницу, в три часа дня, поездом из Москвы. Мали и Ведьма перевернули дом вверх дном, а Юцер искал голубые гортензии.
— Они перевелись! — крикнул он в отчаянии, вернувшись домой в седьмом часу вечера накануне назначенного дня. — Это невероятно, но их нет нигде. Я ездил даже к пани Хелене на Зеленую гору. У нее всегда были голубые гортензии.
— Ты нашел пани Хелену? — обрадовалась Мали.
— Нет! Нет ни ее, ни оранжереи, ни этого дома. Ничего нет. Ничего! И нигде нет голубых гортензий. Их нет даже в Ботаническом саду.
— В этом саду нет даже приличных роз, — рассмеялась Мали. — Но все к лучшему. Было бы даже как-то неловко дарить Наташе голубые гортензии, словно она вернулась не из Воркуты, а из Парижа.
— А что дарят тем, кто возвращается из Воркуты? Чертополох?
— Зачем же, — возразила Мали. — Город полон сирени, ландышей и роз.
— Сирень! — вскричал Юцер. — Мещанская сирень! Ландыши! Подарок приказчика белошвейке!
— Остаются розы, — спокойно заключила Мали.
И был беспокойный вечер, и короткой казалась ночь, и наступило утро.
А по утрам Чок поджидал Любовь у универмага, чтобы проводить ее до школы и оттуда отправиться в университет.
— Какой балаган! Ты даже себе не представляешь, какой в нашем доме балаган. Можно подумать, что к нам едет ревизор! И кто она такая, эта Натали? — сказала Любовь Чоку.
— Говорят, большая любовь твоего папы, — не удержался Чок и нахмурился. София велела ему держать язык за зубами.
— Что ты говоришь? У моего старца была большая любовь? Как интересно! А чего тогда так старается моя мамаша?
— У них был любовный треугольник.
— Что это? — удивилась Любовь.
— Любовь втроем, так я понимаю.
— Расскажи.
— Что я могу рассказать? Я этого не понимаю.
— Жаль. Ах, как интересно! Пожалуй, я изменю свое решение и пойду на вокзал встречать эту… биссектрису-разлучницу. Это же надо, как старички развлекаются!
— Они были тогда не старые, — почему-то вздохнул Чок.
— Когда это было?
— Лет пятнадцать назад.
— Так им же было по тридцать! А ты говоришь «не старые». И мой папаша — главный герой! О-го-го!
Любовь была так занята сообщенной Чоком новостью, что ни о чем другом говорить не хотела. А Чок собирался затеять с ней серьезный разговор. Ему рассказали, что Любовь видели в сомнительной компании, среди чуть ли не уголовников и уж точно хулиганов. Это надо было прекратить.
— Какие у тебя дела с Шуркой Егоровым? — спросил Чок нервно и неожиданно резко. У него сел голос и пришлось долго откашливаться.
— А тебе какое дело? — рассмеялась Любовь. — Мы с Шуриком давние друзья. Как-то он отлил мне кастетик. Какая была игрушка! Но маменька его тут же отобрала. А зря. Зря! Такая штучка в кармане придает смелости.
