Ipse: все Маги есть Маги Великих Потопов. Значит: мир, стоящий того, чтобы в нем жить, никогда не был построен и никогда не будет.
Юцер повернулся на левый бок и подумал, что диван у Геца ужасный. И что надо бы поговорить на этот счет с директором комиссионки.
Гец не умел устраивать свою жизнь, но он умел делать жизнь по-старинному приятной.
Вот сейчас Гец варил кофе. За пять военных лет все забыли, как это делается. А Гец помнил. Он помнил, что нельзя покупать кофейные зерна из мешков, рогожных или бумажных. Зерна должны храниться в плотно закрытой и совершенно сухой фарфоровой банке.
У Геца была такая трофейная, герметически закрывающаяся и необычайно красивая банка. Он высыпал из нее зерна на совершенно сухую раскаленную сковороду и водил ею над средним огнем волнообразными движениями. Кофейные зерна шуршали. Вначале они шуршали, как шуршит зеленая листва, потом шуршание становилось более сухим, а в конце — звонким. Хорошо прожаренные кофейные зерна шуршат, как сухой камыш. Когда они так шуршат, их надо пересыпать в кофемолку.
Гец раздобыл где-то и старую кофемолку с ручкой из красной меди с фарфоровым катышком на конце. Кофемолка была сделана из тщательно отполированного красного дерева. Внизу, на выдвигающемся ящичке сверкала медная табличка с выгравированными в ней старонемецкими буквами. Буквы были протравлены черным. KAFFEE.
Юцер опять повернулся, на сей раз на правый бок, и принюхался. Судя по запаху, процесс поджарки кофейных зерен закончился. Кофейный дух разошелся по всем комнатам и бередил душу. Он перекрыл запахи пирожных и даже запах «Стефании», изготавливать которую не умел никто, кроме Софии.
Кто бы подумал, что столь избалованная барышня, как София, умевшая раньше разве что красиво есть «Стефанию», научится выпекать это сложное кондитерское изделие и сделает это только потому, что ни один ресторан и ни одна кондитерская его больше не выпекает и не подает? Маги Великих Потопов — великие маги. Они достают из памяти звуки, запахи и даже кулинарные рецепты. Юцер решил, что он был не прав относительно допотопных идей и что ему следует еще раз обдумать этот вопрос.
Он встал, поправил рубашку, обул ботинки, надел пиджак и вышел в гостиную. Гости начали собираться. Накрывать на стол у Геца полагалось при гостях. Делали это дети.
Жутко важная Адина в белом фартуке носилась от буфета к столу и обратно. Она снова и снова проверяла, как лежат вилки, правильной ли стороной обращены к ним ножи и хорошо ли протерты фужеры.
Адинка подрастала и превращалась в хорошенькую барышню. «Этакий рыжий чертенок, в завитушках, вопросительных знаках и персиках», — подумал Юцер. Слово «персики» его смутило, и он перевел взгляд на Чока.
Чок тоже подрос, но в юношу еще не превратился. У него была хорошая круглая мордашка, которую рыжие волосы и веснушки не украшали и не портили. Лицо Чока всегда выражало смесь внимания с озабоченностью, а в глазах бродила недодуманная мысль, которую он постоянно откладывал на потом. В данный момент мальчик был сосредоточен на салфетках. Он складывал их особым образом, так, чтобы салфетка парусом вздулась на тарелке. Когда концы салфетки не хотели сходиться в правильном направлении, на лбу Чока вздувалась жилка и по ней стекала капелька пота.
Возле Чока вертелась Любовь. Когда Юцер перевел взгляд на дочь, на лице его возникла бессмысленная улыбка. Любови было всего пять лет, но она уже была так хороша, что взгляды прилипали к ней со всех сторон. Она шла по миру, окруженная роем улыбок, таких же бессмысленных, как улыбка Юцера.
Неважно, какими именно были или казались ее ротик, глазки, щечки, носик и кудряшки. В этих деталях не было большого изъяна, они были ладно пригнаны друг к другу и не вызывали нареканий. Дело было совсем в ином. Любовь держала мир в руке, как яблоко, а потому он ей принадлежал. Вместе со всеми людьми, собаками, кошками и цветами. Потому люди улыбались ей, собаки и кошки терлись о ее ноги, а цветы в ее руках не вяли. Мали отметила эту особенность и всегда заставляла Любовь нести цветы в гости или держать их в руках, пока Мали наливала в вазы воду.
