Увлеченный неожиданным зрелищем, Юцер только тогда и понял, что движется, когда сообразил, что, несмотря на прыжки сердца вверх, волшебное серсо передвигается все-таки вперед, а за ним движется зеленый конь.
Как именно двигался конь, Юцер понял не сразу. Это не был бег, но не был и полет. Конь тек вперед, то деформируясь до неузнаваемости, то приобретая соответствующие коню формы.
«Я лечу на облаке!», — догадался Юцер.
Однако полет не сопровождался движением воздуха и ничего, кроме коня, посоха и сердца вокруг не было, поэтому не было и ощущения полета или вообще движения. Волшебное серсо все время было впереди, конь то растекался, то сжимался, и все это продолжалось без конца. Юцеру стало скучно.
Он вытащил из ножен меч и запустил его в волшебное серсо. Меч пронзил сердце, и оно запылало с невиданной силой. Посох попытался было выбить меч из сердца, но отскочил. Видно, он попал на острие меча, поскольку расщепился.
«Чем это я занимаюсь?», — подумал Юцер.
Он открыл глаза и погрузился в темноту. Когда он снова закрыл их, зеленый конь заржал. «И куда же мы летим?», — спросил коня Юцер. Конь скатил к краю глазницы насмешливый глаз и сказал хрипло: «Теперь это ты должен мне сказать, куда мы летим, если тебе не хотелось лететь по велению сердца». Юцер ударил коня правой шпорой, махнул рукой вправо и велел: «Туда!». И они полетели дальше.
Юцер не станет пересказывать дочери этот сон. Он просто скажет, что все началось с чудесного сна.
«Когда я открыл глаза, — закончит этот рассказ Юцер, — светлело. Подо мной стучали колеса, надо мной висели вонючие ноги в портянках, и в горле першило. Оказалось, что в полном беспамятстве от усталости и страха я влез в отцепленный вагон и заснул. Сон оказался настолько захватывающим, что я не почувствовал, как вагон прицепили к поезду, как он наполнился людьми и поехал. А рассказываю я это к тому, что иногда полезно поддаться отчаянию и выпасть из привычного мира. Поди поспи, а завтра все как-нибудь образуется».
Из этого рассказа мы можем заключить, что в ночь погони Юцер пережил некое мистическое состояние. Но была ли погоня?
На этот вопрос трудно, даже невозможно ответить.
Мали с Софией ничего об этом не знают, поскольку в ту ночь они не выходили из мазанки. Наутро они побоялись показываться в городе, потому что были уверены, что Оська Сталь перестал пить горькую и уже не дремлет. Но уже к вечеру обе пошли гулять по центральной улице, всячески подбадривая друг дружку.
Город гудел. Все рассказывали про взрыв на пустыре, ругали беспутных местных мальчишек и гадали, у кого они украл и гранату. Сходились на том, что граната украдена из УКВД, и что теперь уж Сталю точно не сдобровать.
— С Чоком все в порядке? — спросила у Софии работница шинного завода. — Говорят, его часто видели на пустыре.
— Он уже давно туда не ходит, я ему запретила, — торопливо ответила София.
— Вчера у него был жар, — вмешалась Мали, — видно, перегрелся. На ангину не похоже.
— Самая настоящая ангина! — оспорила ее диагноз София. — Он не мог подняться с постели вчера, и пролежит не меньше недели.
Работница заботливо поцокала языком.
Прошла неделя. На вопрос, куда подевался Юцер, Мали раздраженно отвечала, что они поссорились, и Юцер решил уехать в Алма-Ату.
— Завел себе там шашню? — усмехнулась Капа.
Она вновь появилась в городе, что намекало на укрепившуюся позицию Оськи Сталя.
— Вот именно, — вспыхнула Мали.
— Никуда не денется, вернется.
Мали сдержанно кивнула.
Они затянули свой отъезд на две недели и уехали, когда о событии уже перестали говорить.
Нанять проводника с ишаками было несложно. Средняя Азия умеет заметать следы и хранить тайны. Ишаки там всегда наготове, и проводники не задают лишних вопросов. С другой стороны, барханы тоже умеют хранить тайны. Нашим дамам попался исключительно порядочный проводник, который не убил их по пути, чтобы завладеть нехитрым скарбом несчастных путешественниц. А мог бы и убить. Но беглянки так боялись Оськи Сталя, что даже не подумали о реальной опасности.
— А чего мы тогда испугались? спросила как-то Мали Софию.
— Раз испугались, была причина, — мудро ответила подруге София.
