Юцер засопел и отвернулся. Иногда Мали позволяла себе говорить с ним, как с нашкодившим гимназистом.
Мука Юцера все длилась и длилась. Капа была в восторге от своей находки, и менять его ни на кого не собиралась. А нынешним утром она позвала любовника на склад.
— Это опасно, — шепнул ей Юцер, — сегодня разгрузочный день. Там полно рабочих.
— Другого дня может не быть, — ответила Капа.
На складе было и вправду людно. Им пришлось пробираться поодиночке вдоль стен в самый дальний угол. Там, за завалом бракованных покрышек, покрывая лицо любовника вонючими поцелуями и обливая его слезами, Капа рассказала, что Сталь решил выселить всех западников в Сибирь. Эта мысль уже не раз приходила ему в голову, но сейчас он добился разрешения свыше.
— Он узнал о нас с тобой? — испугался Юцер.
— Да нет же! — зло ответила Капа. — Если бы! Я бы его уболтала. Дело в том, что Сталя отшила эта твоя София.
— Когда нас собираются вывезти? — спросил Юцер.
— А хоть и нынешней ночью! Но я думаю, дня два-три еще есть. Оська только вчера запил, а звереет он на третий день, не раньше.
— Как настоящая фамилия твоего благоверного? — неожиданно для себя спросил Юцер. Он давно хотел задать этот вопрос.
— А черт его знает. Тайна! Какой-нибудь Хаимзон. Он же из ваших. Обрезанный.
Почему-то это известие ободрило Юцера и придало ему сил. Он спешно попрощался с Капой, обещав обязательно еще с ней увидеться, придумал себе какое-то занятие за пределами завода и вот теперь сидел на краю бахчи и думал. Мысли его разбегались, поэтому Юцер старался придать им связанную посторонним сюжетом форму. Он часто заставлял свои мысли двигаться в хореографическом исполнении, но нередко прибегал и к помощи синема. Лоуренс, принц пустыни, был его любимым киногероем.
Оська не самый большой хохем, трам-та-та-дам. Его можно перехитрить. Но кто, кто может отдать приказ, отменяющий постановление товарища Сталя, усатого дурака в непомерно больших сапогах? Думай, Лоуренс, думай. Завтра бедуины нападут на твой лагерь. Твое местное английское начальство замыслило тебя погубить. Помощи тебе ждать неоткуда. Разве что твой друг в Высшей ставке… Именно он, именно он…
Весь путь к почтамту Юцер составлял в уме судьбоносную телеграмму. На поданной телеграфистке бумажке значилось:
>«Задержка поставок покрышек угрожает фронту тчк
>Требуются срочные меры тчк
>Местные органы власти бездействуют тчк
>Требуется немедленное вмешательство тчк».
Телеграфистка взглянула на имя и фамилию отправителя мельком, зато фамилия и имя адресата ее парализовали.
— Вы телеграфируете… самому? — прошептала она, закатывая глаза.
— Он единственный не дремлет, — сухо ответил Юцер.
Всю ночь Мали шептала про себя разные слова, пытаясь отвести беду. Она плохо себе представляла, как это вдруг начнут хватать всех беженцев с Запада и кидать их в теплушки, зато прекрасно представляла себе тех троих, которые придут под утро за ее Юцером. Сталь будет впереди, это уж точно.
Увидев перед собой усатое пористое лицо с большим носом, Мали встала с кровати, разбудила Софию и вывела ее на улицу, к арыку.
— Послушай, — сказала Мали грозно и внушительно, — если Юцер мог вытерпеть домогательства Капы, то и тебе не зазорно перетерпеть некоторые неприятные моменты с этим Оськой. Ради общего блага.
София заплакала.
— Поплачь и привыкни к этой мысли, — посоветовала Мали. — Он войдет первым, и ты сразу же пойдешь к нему навстречу. Этой походкой пойдешь, ну ты же знаешь.
София вильнула бедрами и покраснела.
— Библейская Эсфирь… — сказала Мали многозначительно.
София согласно кивнула.
А за Юцером все не приходили. Слух о выселении начал распространяться. Ему верили и не верили, но все же готовили узелки. Юцер же разгуливал по городку, заложив руки за спину. Всем казалось, что он прогуливается просто так, а Юцер искал Капу. Ее не оказалось на работе, она сказалась больной. Юцеру позарез нужна была информация. Привычек и распорядка дня Капы он не знал, оставалось слоняться по городку, надеясь на случай. Побродив без толку по базару, Юцер направился к бахче, отдохнуть и подумать.
Он шел себе и шел, отгоняя невеселые мысли, и вдруг услышал за спиной удары толстой подошвы о песчаный грунт. Юцер решил не оглядываться. Ни мягкие чувяки местных жителей, ни сбитые подошвы пришлых людей такого звука не издавали. Эти шаги могли принадлежать только одному человеку. «Пусть возьмет меня вдалеке от дома», — подумал Юцер. Он не верил, что Мали позволит себе рыдать, визжать и унижаться перед этим подонком, но предсказать ее поведения все-таки не мог. Шаги за спиной ускорились. Юцер пошел медленнее. Шаги ушли вправо и зазвучали сбоку.
