В ходе этих размышлений Мали привиделась ему довольно четко, и была на ней в тот момент вялая и уклончивая улыбка, обозначавшая при жизни: «Если тебе хочется верить в то, что ты придумал, я мешать не буду. Не любишь ты делать неприятные для тебя вещи, ну и живи с этим, мой ленивый ангел».
Еще он вспомнил, что Руку судьбы Мали придумала для того, чтобы помочь Юцеру летать самолетом. Командировок было много, а Юцер не любил полетов. Дурноты он не ощущал, но сознание того, что между его ногой и бездной пролегают всего несколько сантиметров хлипкой стали, не оставляло его и мешало насладиться полетом. Тогда Мали и предложила мужу увидеть мысленно Руку судьбы, переносящую самолет с места на место. Не реактивная же сила какого-то случайного мотора движет нами, в самом деле. Она движет всего-навсего самолетом, а судьба выбирает день и час, обстоятельства и место. Это она подсовывает нам техника с трещащей от похмелья головой, а технику — повод для пьянки, и все это для того, чтобы определить нашу судьбу крепостью какого-то винтика, который держит проклятый мотор. Выбор всегда принадлежит судьбе, а потому надо смело отдаться ее воле и не задуривать себе голову ничего не значащим мыслительным сором.
В огромной розовой горсти, насквозь пронизанной лучами солнца, самолет урчал уютно, как вскипающий чайник, а толщина его стали теряла значение. То был хороший прием, и Юцер перенес его на все, что пугало неопределенностью. Ему было бы еще легче, если бы Мали разложила свои путеводные карты и свела Ганса Нетке, валета кубков, конечно, валет, на короля еще не тянет, вот уже какая-то определенность, с замком в молниях, иерофантом в магических пеленках и двумя столпами Храма. Но Мали нет, и нет ее волшебных карт, и никто не может подсказать, надо ли Юцеру открывать сидящему перед ним мужчине тайну Любови.
То, что речь идет о любви, Юцер понял сразу. Любовь светилась, сверкала, ее глаза то глядели умоляюще, то излучали восторг и гордость. Она старалась не пропустить ни слова из разговора, но сама говорила редко и неохотно. Чаще сидела чуть отстранясь и впитывала в себя движения губ, выражение глаз, каждый жест и каждое движение своего кумира. В этом она была похожа на мать. Мали тоже впитывала в себя интересующие ее детали, а потом составляла из них собственные картинки, в которых на первый план выходило вовсе не то, что было сказано или казалось самоочевидным.
Вся последующая неделя прошла в ожидании результата кинопроб. Любови удалось втянуть Юцера в эту игру и даже сделать игру азартной.
— Если… — говорила она, приоткрывая люк надежды, в который немедленно со свистом и воем начинала втягиваться вся их с Юцером жизнь, — если… ты представляешь, какое лицо будет у Софии?
Юцер представлял и блаженно улыбался.
— Пойми, — молил он Мали, которую вытягивал из ее небытия, из пыльного угла в иных мирах и заставлял активно участвовать в их с Любовью жизни, — если у нашей девочки талант, это большое счастье, и знать об этом надо сейчас. Я справлюсь с ее разочарованием, если талант окажется небольшим. С этим мы справимся. Она привыкла к тому, что жизнь ее не балует.
Мали тревожно глядела в его зрачки, медленно качала головой, и губы ее дрожали.
— Ну, хорошо, — соглашался Юцер, — может быть, она избалована, но она очень и очень рассудительна и разумна. Я бы даже сказал — рассудочна. Она не теряет голову.
Взгляд Мали оставался напряженным. Она не соглашалась с Юцером. Когда она, в сущности, с ним соглашалась?!
Однако ее опасения оказались напрасными. Любовь выглядела на экране еще лучше, чем в жизни. Ганс много говорил об ауре и был искренне взволнован. Он решил немедленно снять те эпизоды, которые полагалось снять в этом городке у моря, с тем, чтобы отснятые кадры облегчили его ходатайство о вызове Любови в Германию.
Как-то Любовь вернулась домой со съемок раньше обычного. Стоял теплый тихий вечер. Птицы пели, скрипели, трещали, свиристели. Белки водили под елями бойкие хороводы. Вилкас, пес пани Ангелины, чуть не повалил Любовь на землю, такая в нем проснулась к ней любовь. Пани Ангелина, завидев возвращающуюся актрису, побежала на кухню греть ужин. Для полной удачи создания образа Белоснежки не хватало семи гномов и одной ведьмы. Ведьма отдыхала в Крыму, и начиненное ядом яблоко казалось обезвреженным. Юцер благосклонно принял приветственное помахивание георгин. Несмотря на бросающуюся в глаза наглость цветовой гаммы и простоту форм, эти пухлые и пестрые, как деревенские девки, цветы были наделены чувствительной и благодарной душой.
