Маркиз, поджидавший Мэри, был настроен на серьезный и неприятный разговор и приступил к нему без всяких проволочек:
— Мисс Мэлдон, Дженкинс доложил мне о некоем русском господине, который узнал вас и попытался с вами заговорить, когда вы посещали лавку тканей. Как вы понимаете, новость не привела меня в восторг. Я жду ваших объяснений, мисс Мэлдон, кто этот человек и о чем он с вами говорил? Дженкинс, к сожалению, не владеет русским, чтобы понять суть вашего разговора. Ясно только, что разговор был недолгим. Но парой фраз вы обменяться успели. Так о чем шла речь? Вам я советую быть откровенной и не выдумывать то, чего не было.
Меньше всего на свете Мэри хотелось обсуждать неожиданное появление Алексея Чертольского с маркизом Транкомбом, но никакой альтернативы у нее не было. Пришлось сказать правду:
— Этот человек — мой старый знакомый. Он знал меня в те времена, когда мы с матерью жили в России. Моя мать служила гувернанткой в доме его родственников. Впрочем, я сочла за лучшее сделать вид, что он ошибся и я первый раз его вижу. Тем более прошло столько лет со дня нашей последней встречи, и похоже, он и сам не был уверен в том, что не обознался…
— Так-так, — задумчиво протянул маркиз, скрестив пальцы. — Старый знакомый… А не пытался ли молодой человек в те далекие времена там, в России, флиртовать с вами или еще каким-то образом выказывать свой интерес? Может быть, вас с ним связывали особые отношения? Скажем, нежная дружба, чтобы не использовать иных терминов…
Мэри вспыхнула. Уж о поцелуе с Алексеем на ее первом балу она не расскажет маркизу даже под пытками!
— В период знакомства с этим человеком мне было шестнадцать лет, милорд. О каком флирте вы говорите?
— Между прочим, самый подходящий возраст для нежной дружбы с молодым мужчиной. Если не сказать о романе… В девическом сердце как раз пробуждаются страсти. Как имя вашего старого знакомого, Мэри?
Уйти от ответа на столь прямой вопрос было сложно, и Мэри нехотя произнесла:
— Алексей Чертольский. Граф Алексей Чертольский.
— Граф? Когда меня уверяют, что в России есть аристократы, мне становится смешно. Их графы и князья меньше похожи на джентльменов, чем лондонские конюхи.
Хотя Мэри и дала себе слово быть терпеливой и сдержанной, всякому терпению рано или поздно приходит конец, и она не сдержалась:
— Вы тоже не похожи на джентльмена, милорд.
Но маркиз сразу же пресек зарождающийся бунт:
— Ваше мнение по этому вопросу меня не интересует, Мэри, и извольте держать его при себе, — стальным тоном отрезал он. — Ваш граф, да будет вам известно, вел за нами наблюдение еще в Афинах, и не слишком умело, надо сказать. Слово «конспирация» ему явно незнакомо, как и то, что за этим словом стоит. Теперь граф оказался в Салониках. Полагаю, неслучайно. Странно, что подобное задание поручено полнейшему дилетанту. Меня это даже задевает — русские могли бы воспринимать меня серьезнее. Но вернемся к вашему графу. Возможно, он будет маскировать свой интерес к моим делам под романтическое увлечение вами. Будьте готовы к тому, что он начнет строить из себя пылкого влюбленного. Я, признаться, не слишком верю в подобные бредни, но от русских можно ожидать всего, чего угодно. Поэтому мы ему подыграем.
Мэри покоробила безапелляционная фраза Транкомба: «Мы ему подыграем» (и почему маркиз вечно говорит «мы», когда дело касается щекотливых вопросов?). Но, увы, как он только что подчеркнул, мнение Мэри его нисколько не интересовало, и пришлось, согласно полученной рекомендации, держать свое мнение при себе.
— Я не терплю, когда рядом болтаются соглядатаи, — продолжал Транкомб. — И вы, Мэри, постараетесь отвлечь вашего русского графа от ненужного любопытства, заинтересовав собственной персоной. Сыграйте на сентиментальных струнах его души, напомните ему ушедшую юность. Я бы даже не возражал против чувства влюбленности, возникшего в его душе…
