В поездке домой я снова проанализировал, не упустил ли я чего‑нибудь, и где еще могли подстерегать возможные опасности. Брату можно было доверять. Исключено, чтобы он мог быть осведомителем МГБ. Но он относительно часто въезжал в ГДР в гости к сестре. Это могло привлечь к нему внимание контрразведки ГДР, заподозрившей в нем курьера западной разведки. Уже несколько ненормальное поведение могло привести к допросу. Если тогда на границе прибавится еще и нервозность, его могут вытащить и обыскать. Но на этот случай я кое‑что предусмотрел. В портмоне в боковом кармашке лежали две порнографические фотографии, о которых он — и, прежде всего, его жена — не имели никакого понятия. При обыске, если их найдут, они объяснят и его нервозность. У офицеров ГДР будет кое‑что, что они у него заберут и чему смогут порадоваться сами, после чего, по моим соображениям, ему снова разрешат войти в поезд и ехать дальше. То, что органы власти ГДР, сверх того, стали бы разрезать портмоне гражданина ФРГ, было почти невероятно, так как это нарушило бы соглашения о местном приграничном сообщении и предполагалось бы исключительно в случае серьезного подозрения или официального ареста.
Вернувшись в Берлин, я сразу позвонил Хельге. Она смогла успокоить меня. Брат уже позвонил и сообщил, как и договаривались, что благополучно приехал домой. Мне сразу стало легче, и теперь я мог только расслабленно ждать, как отреагирует другая сторона. В последующее время я решил чуть больше уделить внимание своей семье, так как определенное чувство вины уже мучило меня. Кроме того, я хотел, чтобы внешне все выглядело хорошо и стабильно.
В конце мая я в следующий раз встретился с Хельгой в Карл — Маркс — Штадте. Мы договорились больше не обсуждать ничего, совсем ничего, что имело бы отношение к нашей операции, по телефону. Во время встречи она сообщила мне: — Послушай, мой брат позвонил и упомянул, между прочим, что друг Гюнтер из Мюнхена был у него в гостях. Вот и всё. Контакт, очевидно, состоялся, но все же что должно было это значить, я не знал. Ожидание продолжалось. До середины июля ничего не произошло. Я, как и было запланировано, во время отпуска поехал с семьей к родителям жены в Венгрию. Оттуда я каждые два дня звонил — имитируя необходимость служебных контактов с министерством — из телефонной будки Хельге. Примерно через неделю я услышал оговоренный пароль: она пожаловалась на ужасную мигрень. Я привел в свое оправдание безотлагательные проблемы на службе, оставил семью на остаток отпуска в Венгрии и улетел в Берлин.
Я встретился с Хельгой на конспиративной квартире «Бург». Незадолго до этого к ней снова приезжал брат. Он сообщил, что «Гюнтер» из БНД уже неоднократно посещал его и интенсивно расспрашивал обо всех подробностях. В заключение ему сообщили о местонахождении тайника в Восточном Берлине, описание которого он пересказал Хельге. Тем самым он выполнил необычное желание своей сестры и больше не хотел иметь ничего общего с этим делом. Прежде всего, по соображениям безопасности он не стал больше приезжать в ГДР.
Я очень сожалел, что брат Хельги прибыл как раз в то время, когда я застрял в Венгрии и поэтому не мог побеседовать с ним лично. После того, как теперь контакт с Федеральной разведывательной службой был, наконец, установлен, я охотно дал бы ему с собой в дорогу ряд практических предложений и советов для другой стороны, чтобы та могла осуществлять будущее сотрудничество со мной как можно более безопасно, просто и надежно. Впоследствии это оказалось очень важной помехой.
Был жаркий летний день в начале июля 1978 года. Мы дождались сумерек и отправились в путь. Как нам сообщили, тайник находился в Плэнтервальде, парке близ Шпрее. Описанную тропинку мы нашли легко, равно как и заметный дуб с расколотым стволом. Пока я стоял на страже, Хельга сделала вид, что ей необходимо облегчиться, и присела на корточки. Вернувшись, она шепнула мне: — Все в порядке.
Мы поехали в наш «Бург». Там она вынула из сумочки толстую деревянную доску, величиной примерно 20 на 15 см, по ее цвету можно было догадаться, что она уже довольно долго пролежала во влажной лесной земле. Доска была довольно прочной, и мне пришлось постараться, чтобы ее расколоть. Наконец, мне это удалось. Доска распалась на две части и внутри была видна небольшая ниша. В ней находился запаянный в черную фольгу пакет. Разрезав фольгу, мы нашли внутри: приветственную записку, десять надписанных, но не запечатанных конвертов с западным адресом и адресом отправителя из ГДР и с наклеенной почтовой маркой ГДР, белый лист бумаги, длинную бумажную ленту со стоящими один под другим пятизначными числами, а также 400 западногерманских марок.
