Друзья-приятели, конечно, прибалдели малость. Раньше Жекины дни рождения в бывшем «красном уголке» ЖЭКа проходили, где он плотником работал вот уже лет двадцать. Его так и звали: Жека из ЖЭКа (РЭУ и ЖЭСы в народе не прижились). Но какой в «красном уголке» праздник! На банальную повседневную попойку смахивает. А тут ресторан! В ожидании торжества коллеги и друзья возбужденно и одобрительно хлопали Носова по плечу — поднялся парень, что и говорить! И на мастера седьмого участка Людку Сорокину ругались, которая, взяв Женькино приглашение, с мрачным видом сообщила, что сорокалетие праздновать — плохая примета. Зачем такое говорить человеку в предвкушении праздника, совершенно непонятно. Хотя что с нее взять — одинокая баба, на весь свет злится, а особенно на Женьку, который ходит холостой, а на нее — ноль внимания.
Вообще-то Людка была скорее исключением из Женькиных правил, потому что Носов женский пол вниманием не обделял. Напротив, он был к этому полу чрезмерно внимателен. Не проходило дня, чтобы на его служебной площади к вечеру не появлялась какая-нибудь дамочка. На зависть многим, Носов умудрялся заводить отношения одновременно с пятью-семью барышнями разного калибра и, более того, умел поставить себя в этих отношениях так, что ни одна из подруг не ревновала его к другим. Что и говорить — легкий был человек Жека во всех отношениях. Серьезными узами связывать себя не собирался, а жил в свое удовольствие. Легко с людьми сходился, легко расходился. Редко на кого обиду таил, да и на него обижаться ни у кого повода не было. Работал весело, тратил не скупясь. В начальство не рвался, как окончил двадцать с лишним лет назад плотницкое училище, так и работал по специальности всю жизнь. Мастерством овладел сполна, а чего еще человеку надо? Кто-нибудь скажет: семья человеку нужна. Но у Носова на этот счет была другая точка зрения. Семья ведь, как правило, надолго создается. Некоторые даже считают, что навсегда. А Евгений долго общения с одной женщиной не выдерживал. Скучно ему становилось, когда он тайны души и тела очередной своей возлюбленной раскрывал. Видимо, по натуре своей был он неутомимым исследователем, который не может остановиться на достигнутом и успокоиться. Не такой был человек.
С Людмилой же у него неудачно вышло. Вздорной она оказалась женщиной, неуравновешенной. Пригласил он ее как-то к себе домой на ужин со свечами, а она возьми и откопай в корзинке для грязного белья чьи-то колготки! Во-первых, сам факт, что она в корзинку полезла, Женьке не понравился. А во-вторых, ему не понравился последовавший за этим скандал. Будь у него жена, он бы и жене такого не позволил. Подумаешь, колготки! А Людмила и вовсе никакого права не имела возмущаться. Потому что ни руки, ни сердца он ей не предлагал и стать его единственной подругой — тоже. Но несмотря ни на что, Людмилу он тоже на свой сороковой День рождения пригласил. Потому что зла на нее не таил. Она же не виновата, что такой вздорной уродилась. А на пророчество ее плюнул. С какой стати в тридцать девять и в сорок один можно День рождения справлять, а в сорок нельзя? Чушь собачья!
Праздник удался на славу. На столах стояло все, что Евгений заказывал, и в тех количествах, в каких требовалось. Официанты отличались предупредительностью, но одновременно казались почти незаметными. Музыка — та вообще была выше всяких похвал. Квартет во фраках и бабочках по заказу и «Мурку» лабал, и «Депеш Мод», и Моцарта с Чайковским. Гости веселились вовсю, и все в этот вечер Женьку любили, и хорошие слова говорили. И он всех любил. И мало-помалу врубался в философский вопрос, что такое счастье.
А на следующий день счастья привалило еще больше. Несмотря на мрачные Людмилины пророчества. Проснулся Евгений, понятно, поздно — гуляли-то почти до самого утра. И еще бы позже проснулся, если бы не разбудил его телефонный звонок. Звонил лучший друг Витя — сантехник из того же ЖЭКа, с которым они из кабака самыми последними ушли, да потом еще двух барышень до дома провожали. Носов удивился бодрому голосу друга, впрочем, у Витьки семья имелась, наверное, сыновья — десятилетние оболтусы-близнецы — подняли несчастного ни свет ни заря.