— Та, другая женщина, Мэйпл Черч, — откликнулся Спилсбери (его собеседник нисколько не удивился тому, что он вспомнил имя), — тоже была задушена и ограблена. Но в том случае имел место половой акт.
— Но не изнасилование.
Спилсбери кивнул:
— По крайней мере, никаких признаков изнасилования не было. Однако половые сношения имели место — возможно, с согласия молодой особы.
«Возможно» было преуменьшением, даже для Спилсбери. Мэйпл Черч занималась проституцией в Сохо. За несколько часов до смерти она разговаривала с возможными дундуками (так лондонские дамы называли своих клиентов) неподалеку от места, где вскоре обнаружили ее тело. Несколько военнослужащих оказались поблизости, среди них были американские солдаты.
— Не думаю, чтобы подозреваемые сами к нам явились, — заметил Спилсбери, балансируя на грани такта и сарказма.
— Да, сэр, в том деле мы не продвинулись. При таком количестве военных в городе это иногда трудно, а то и невозможно… Но если бы у нас был парнишка, который охотится за шлюшками, то эта женщина… — Он кивком указал на жертву со строгими чертами лица, — …вряд ли к ним относится. Она достаточно интересна, но старовата для такого дела.
— Это была респектабельная женщина, — отозвался Спилсбери, соглашаясь с этим доводом довольно небрежно, — ее одежда об этом свидетельствует… Но при затемнении женщина, идущая по улице… и, как вы верно сказали, интересная…
— Он вполне мог принять ее за проститутку.
Спилсбери отрывисто кивнул:
— Но два убийства — еще не Потрошитель.
— Да. Это могут быть отдельные эпизоды. Грабитель отвлекся…
— Я бы сказал, увлекся, — сказал патологоанатом, снова изображая удушение. — Не хотелось бы думать, что вместо тумана Уайтчепела у нас выступает затемнение.
Гриноу невесело хохотнул:
— Я именно там начинал, знаете ли.
Спилсбери пристально посмотрел на инспектора, словно только заметил его присутствие:
— Как это, инспектор?
— Кинг-Дэвид-лейн, Шэдвелл, Уайтчепел. Там я начинал службу в двадцатых. Где Потрошитель потрошил.
— Хочется надеяться, мы не получим еще одного.
— Я с вами солидарен. А если да… хочется надеяться, что он не американец.
У Спилсбери расширились зрачки и раздулись ноздри.
— Ох… только этого нам сейчас и не хватало.
С начала года приток американских солдат стал весьма значителен — и между приезжими и местными возникла напряженность. В последнее время появилась фраза: «Американцы слишком богатые, слишком сексуально озабоченные, и их слишком много». По слухам, Министерство внутренних дел готовило кампанию, дабы убедить британских граждан не видеть в американцах разбалованных заносчивых чудовищ, постоянно жующих жвачку.
Гриноу очень сомневался в том, что американский Джек-Потрошитель пойдет такой кампании на пользу.
Спилсбери собрал свой саквояж (прикасаться к нему не дозволялось никому, и доктор награждал пугающе недобрым взглядом любого, кто смел коснуться на месте преступления даже его собственного рукава) и отбыл: «Армстронг-Сиддли» растворился в утреннем снегопаде.
Гриноу вскоре очутился на улице. Краснощекий полисмен из следственной команды (хоть они и могли считаться элитой, но не получали надбавки в пять шиллингов за износ одежды) бежал к нему, держа дамскую сумочку.
— Шеф! — позвал его коп. — Гляньте-ка!
— Она тебе очень идет, Альберт.
Немного растолстевший Альберт запыхался: дыхание его в прохладном воздухе собиралось облачками пара.
— Вы перестанете надо мной шутить, когда услышите, что это такое, шеф.
— Это сумочка нашей жертвы.
— Прям в чертову точку, шеф. Нашел на мусорном баке в переулке, вон там, ага. Кажется, мы знаем, кто такая наша неудачливая постоялица из убежища.
— Ее фамилия Гамильтон.
Коп выпучил глаза:
— Да вы просто кудесник, шеф. Эвелин Гамильтон. Тут не было бумажника, но в кармашке — квитанция об оплате пансиона.
— Так что мы получили адрес, где надо навести справки.
— Получили.
Квитанция привела Гриноу на Оксфорд-стрит: мало какие улицы Лондона подверглись таким разрушениям, как эта: масса новых и старинных зданий превратились в щебень. Инспектор самой большой потерей считал знаменитую кондитерскую Басзарда: она сотню лет была достопримечательностью Оксфорд-стрит, пока упавшая в два часа ночи бомба не разрушила ее фасад, снеся заодно и Пам-Корт, где еще недавно подавали великолепный чай. Скользя в своем «Остине» мимо, он предавался сладким воспоминаниям о сластях…
