Не вставая с колен, сэр Бернард начал с ног женщины и, последовательно заливая ее желтым светом фонарика, осмотрел тело — сосредоточенно, словно актер, заучивающий финальный монолог. Он никогда не спешил, но его методичный подход был тщательным, а не медлительным.
Ведь именно Спилсбери объяснил Гриноу, что «улики могут быть уничтожены из-за промедления и изменений, происходящих в трупе после смерти, а удаление тела с места, на котором оно было найдено, может исказить медицинские данные».
— С вашего позволения, — сказал Спилсбери, — я сниму часы.
— Конечно, — согласился инспектор.
— И я бы их оставил у себя, если можно.
— Да.
— Я передам их старшему инспектору Черриллу для снятия отпечатков пальцев и других исследований.
— Хорошо.
Аккуратно, нисколько не затрудняясь из-за резиновых перчаток, Спилсбери снял часы с запястья убитой и перевернул их.
— Возможно, мы установили личность бедняжки, — отметил Спилсбери. — Смотрите.
На задней крышке корпуса было выгравировано: «Э.М. Гамильтон».
— Часы недешевые, — промолвил Гриноу. — Странно, что наш убийца оставил их, а сумку забрал.
— Здесь темно, — отозвался Спилсбери, повторяя предположение, ранее сделанное Гриноу. — Он мог их просто не заметить.
Тем временем доктор убрал часы в баночку, которую тут же надписал. Гриноу знал, что улики находятся в надежных руках: всякий раз, когда дело, над которым работал Спилсбери, рассматривалось в суде, путь, пройденный предметами, был безупречно документирован. К уликам имели доступ только сам великий патологоанатом и проводивший анализ эксперт.
«В такой-то и такой-то день, — говорилось в привычных показаниях, — я получил столько-то емкостей от сэра Бернарда Спилсбери»…
Спилсбери повернул к Гриноу свое печальное артистическое лицо.
— Вы сделали фотографии?
— Да, один из моих людей сделал.
— Тогда я сейчас расстегну на ней блузку и, может быть, мне будет нужно удалить или расстегнуть нижнее белье. Пожалуйста, перекройте вход, чтобы нас не прервали.
Инспектор так и сделал.
Наконец Спилсбери со вздохом поднялся на ноги и снял резиновые перчатки. Указывая на тело, чья довольно пышная грудь была теперь открыта, хотя патологоанатом почти заслонил Гриноу обзор, он произнес:
— Я бы попросил сделать еще несколько снимков.
Полисмен распорядился об этом, и в тесном помещении сработали вспышки, заливая труп белым светом.
Затем следователь и патологоанатом снова остались одни, и с согласия Гриноу Спилсбери взял образец песка из лопнувшего мешка, а разбросанные предметы из сумочки жертвы по одному поместил в плотные конверты. Все эти потенциальные улики исчезли в глубине его саквояжа.
Записей сэр Бернард не делал. Полагаясь на остроту своего восприятия, он предпочитал не отвлекаться на заметки, которые делал позднее — порой спустя несколько дней. Гриноу это не тревожило: он знал, что Спилсбери ни одной чертовой детальки не забудет.
— Шелковый шарф я предоставлю забрать вам, инспектор.
— Ладно.
— Обязательно сфотографируйте узел, прежде чем его развяжут.
— Конечно.
Спилсбери, успевший убрать перчатки в свой саквояж фокусника, выпрямился и сунул руки в карманы, как всегда делал, закончив осмотр.
— Задушили, конечно, — сказал он. — Но вы и сами поняли.
— Предпочитаю услышать это от вас, доктор.
— Судя по следам на шее… — Спилсбери вынул левую руку из кармана и поднял ее в движении, демонстрируя сказанное, — …полагаю, что напавший был мужчиной-левшой.
— Вы исключаете в качестве нападавшей женщину?
— Это маловероятно. Действовал сильный человек, скорее всего мужчина. С другой стороны, несмотря на беспорядок в одежде, я не вижу следов изнасилования или сексуальных домогательств. Но это, конечно, покажет вскрытие.
— Конечно.
Спилсбери кивком указал на тело.
— Обратите внимание на синяки на груди… Посмотрите ближе.
Гриноу послушался — и поморщился.
— Господи…
— По-видимому, он встал коленями на грудь, не давая двигаться, пока душил.
Полицейский покачал головой:
— Какие же на свете есть мерзавцы, доктор.
— Безусловно… Вы думаете о том же, о чем думаю я?
Спилсбери тоже побывал на месте убийства в Хэмпстеде.
— Можно ли нам предположить такое? — спросил Гриноу.
