– Господи, – сказал Иеремия, – где погребен Моисей – неведомо мне.
– Иди, стань на берегу Иордана, подними голос свой и взывай: «Бен Амрам! Бен Амрам! Встань и взгляни, как овец твоих растерзали враги!»
Пошел Иеремия к гробнице Махпела и воззвал к праотцам мира:
– Встаньте. Пришло время, когда вы призываетесь пред лицо Всевышнего.
– Для чего? – вопросили праотцы.
– Не ведомо это мне, – ответил Иеремия, из страха услышать упрек от них: «В твое время приключилось подобное детям нашим!»
Отошел Иеремия, встал на берегу Иордана и воззвал:
– Бен Амрам! Бен Амрам! Встань: настало время, когда ты призываешься пред лицом Всевышнего.
– Чем день нынешний отличается от других дней, – прозвучал голос Моисея, – что меня призывают пред лицо Господне?
– Не ведомо это мне, – ответил Иеремия.
Не спрашивал его более Моисей, но обратился к Ангелам Служения, которых он знал со времени дарования Завета на Синае, и так сказал он им:
– Слуги небесные! Ведомо ли вам, для чего призывают меня пред лицо Всевышнего?
– Бен Амрам! – отвечали Ангелы Служения, – не знаешь ты, что храм Господен разрушен и народ в изгнание уведен?
Разодрал Моисей одежды Славы, в которые Господь облачил его, заломил над головою руки свои и, плача и вопия, к гробнице праотцев пошел. Разодрали и праотцы облачение свое, положили руки на головы свои и шли они, вопия и плача, пока не дошли до врат храма.
Узрел их Предвечный, как идут они плача от одних ворот к другим, как человек скорбящий о смерти дорогого ему существа, и Господь, оплакивая совершившееся, говорил:
>«Горе царю, в юности счастливому и несчастному в старости своей!» (Эха-Р.)
Терзая пряди бороды своей, взъерошивая волосы на посыпанной пеплом голове, сжатыми кистями рук бия по лицу себя, в разодранных одеждах, с плачем великим предстал Авраам перед Господом. С криками и воплями обходя развалины храма, взывал он к Предвечному:
– За что, Господи, всех других родов и племен злосчастнее удел мой? За что до такого позора и унижения довел Ты меня?
Видя это, и Ангелы Служения, став ряд против ряда, подняли плач и восклицали они:
– Опустели дороги и больше нет путников, – дороги, проложенные тобою к Иерусалиму, чтобы путники не переставали проходить по ним, – как запущены они! Дороги, по которым народ Израильский приходил и возвращался в праздники свои, – о, как опустели они!
Воззвал Господь к Ангелам Служения и сказал:
– О чем, рядами вторя друг другу, вы плач подняли?
– Владыка мира! – отвечали ангелы, – плач наш об Аврааме, возлюбленном Твоем: за что на него не призрел Ты, Господи?
Сказал Господь:
– С той поры, как отошел возлюбленный Мой в жизнь вечную, не являлся он предо Мною; а ныне – чего желает друг Мой в доме Моем?
Отвечал Авраам:
– За что Господи, изгнаны Тобою дети мои? За что разрушен храм, воздвигнутый на месте том, где я сына моего приносил в жертву всесожжения Тебе?
– Сыны твои, – сказал Господь, – согрешили, преступив все заветы Торы, все двадцать две буквы, начертанные в ней.
– Господи! Кто в этом свидетельствует против них?
– Тора сама да предстанет и свидетельствует против Израиля!
Предстала Тора свидетелем на суде Всевышнего.
– Дочь моя! – воззвал к Торе Авраам, – Ты явилась уликою против Израиля, преступившего уставы твои, – и нет стыда предо мною на лице твоем? Вспомни день, когда Господь ходил, всем народам и племенам предлагая тебя, и никто из них принять тебя не желал, покуда не пришли сыны мои к горе Синайской и приняли тебя, и чтили тебя. А ныне, в день их несчастия, ты приходишь свидетельствовать против них?!
Отошла Тора и молча стала в стороне.
– Да предстанут двадцать два знака Писания, – повелел Господь, – и свидетельствуют против Израиля.
Предстали священные буквы, и выступила буква Алеф первою уликою против Израиля.
Обратился к ней Авраам и сказал:
– Алеф! Ты – начальная среди букв и ты выступаешь обвинителем против народа израильского в дни несчастия его? Вспомни день, когда явился в откровении Господь на горе Синайской и с тебя Десятисловие начал: «Анохи (Я) Господь Бог твой», – и ни один народ принять тебя не желал, кроме сынов моих. И ты же выходишь свидетельствовать против них?!
