Афорист - страница 81

Шрифт
Интервал

стр.

порочным голосом пел эмигрант. Этот гомосексуалист с голосом сытого умника долгие годы тщился быть диссидентом.

Кстати, о диссидентах. Провинциальный писатель всерьёз гордился тем, что одним из первых употребил в своём романе этот термин. Факт случился ещё до того, когда многие не знали, что это слово обозначает и как пишется — с одним или двумя «с». А когда оно появилось в словаре, наши грамотеи ещё долго писали в нем вместо «и» «е».

Но вернемся в «Чал». После смерти хозяина, там начались необратимые процессы. И новый владелец принял на работу того самого эмигранта, которого Пиза даже на порог «Афродизиака» не пустил.



— Ой, мама! — вскрикиваю от боли. А мамы–то давно нет. Или есть?!


Форос, форс, фарс.


— Ну что, дядя Соя, уматываем? — надоедал Мажар.

— Дядя?! — Соя показал желтые резцы. — Какой тебе тут дядя! Нет больше дяди! Есть мытарь. Мытари мы из бригады Кара.

— Мытари. Дешевое какое–то слово. В Библии так называется сборщик податей.

— Не умничай. Мы все тут знаем «эту книгу». Так мы называем ее. А то слово забудь, если не хочешь неприятностей.

— А я думал, у вас демократия.

— И думать не надо. Это здесь не нужно. Это скоро пройдёт. Это пока ты такой, что из тебя навозный душок испаряется. То есть земной.

— Навозный?!

— И не возбухай. Тут и это не проходит. Тут работа. Мы все тут много работаем. Болтунов не жалуем. Особенно Тойфель. Его заместитель Брион помягче. Все–таки с детьми работает. Но тоже строг. Детей баловать нельзя.

— А сейчас он слышит нас?

— Может быть. Но лучше молчи. Если тебя невзлюбят, не видать тебе солнца и звёзд. Вот тогда обхохочешься.

— Что ж тут веселого

— А у нас только и умеют, что ржать. Лукавые все мы тут. Веселые, словом, ребята! Шутим. У нас тут все с юмором. Сатирики мы. Насмешники. Смехуны. Балагуры. У нас тут не увидишь кислой морды или, хуже того, слез и соплей. У нас тут гомерический, можно сказать, хохот царит. Прислушайся.

— С чего веселиться?

— А причин всегда, хоть отбавляй. Вот глянь вниз. Видишь?

— Чего видеть–то?

— Ничего. Скоро и ты научишься видеть лишь то, что надо, смотри. Вон площадь. А на ней вождь с протянутой рукой. А вокруг цветы.

— Да. Я знаю! Это наша центральная площадь.

— Ну и что тебе разве не смешно?

— А что там смешного?

— Синезадые пчёлы… Разве не смешно?

— Пчелы? У меня не такое зрение, чтобы пчёл с такого расстояния видеть.

— Я говорю, и ты можешь. И маковые зёрнышки можешь разглядеть. Надо тебе только захотеть.

— Нету там никаких пчёл.

— Не могут цветы оставаться без пчёл.

— Издеваешься?

— А вот эти бабы в синих халатах? Разве они не похожи на пчёл?

Они торчали из клумбы и впрямь, словно большие пчёлы.

Далеко внизу садовницы в синих казённых халатах, обтянувших им зады, пололи отцветшие тюльпаны.


Автомолёт в форме легковой машины несся по пустынной автостраде: позади него стлался мрачный холодный туман. Впереди сверкало солнце.


Как долго будет продолжаться моя работа над этой рукописью, не ведаю. Нет никаких предчувствий. Знаю одно: пока мне пишется так вот, как пишется, я ни одной строки, ни одной фразы и мысли не отнесу к какому–нибудь иному произведению. Даже если мне будет казаться, что пришедшее слово не отсюда, что оно провозвестник чего–то нового, какой–то иной книги. Другое по–другому и выглядеть должно. И пока я это не увижу, буду писать эту. Сколько бы ни продолжалась она.


Там будет так, как бы тебе хотелось, как ты живешь здесь и сейчас. Там ты получишь все, что здесь не имеешь, хотя очень хочешь.

У тебя будет дом на лужайке, окруженной деревьями. По утрам за окном — скворец. А по ночам аромат ночных фиалок. Пенье соловья. Звон цикад и сверчков.

С тобой будет женщина твоей мечты.

Ты будешь пить и есть, что захочется.

Ты будешь тем, кем хотел, но так и не смог стать.

У тебя будет кабинет с двухтумбовым столом, в одном из ящиков которого всегда будут перекатываться яблоко и кусок серебристо–серого сахару.

Ты будешь вставать пораньше и в счастливом состоянии духа садиться за работу. Ты будешь писать книгу о жизни, которую прожил на земле.

А на земле у тебя будет приёмник, в сознание которого спроецируется эта книга. А он воспроизведет и издаст ее под своей фамилией.


стр.

Похожие книги