Дальше. Ты сначала ощущаешь необходимость вмешаться и помочь, спасти, оградить. А вскоре за тем и неотвратимую потребность в этом. Дело это становится твоей миссией.
Но бывают исключения. Они по плечу лишь исключительным личностям. Писание книг становится для тебя единственным занятием. Ты привыкаешь видеть в нём своё спасение. Ты пишешь, пишешь, пропуская сквозь себя весь этот громоздкий, иррациональный, невыносимо эгоистичный мир. Ты уже не человек, а ситечко. Гриб–дождевик. Моллюск. Ты впитываешь в себя всю грязь. Очищаешь мир. В конце концов, ты становишься несъедобен. Тебя начинают бояться, сторониться. Уважать. Так, некоторые из пишущих доживают до славы и почёта, до наград и степеней…
Я говорю о рядовых, обыкновенных. О гениях не знаю. У них, возможно, всё не так. О гениях не скажу. Сам не гений.
Наброски автора:
Скучный человек — это лишь половина веселого человека. Два скучных всегда лучше парочки: скучного и весёлого. Эти двое полноценных утомительны друг для друга и — особенно — для окружающих.
Держи сердце открытым, иначе оно задохнётся. Гений.
После чего я увидел четырёх Ангелов, стоящих на четырёх углах, держащих четыре ветра земли. Чтоб ни один из них не дул ни на сушу, ни на море, ни на какое дерево. Затем я увидел другого Ангела, идущего от Востока Солнца. Нёс он печать живого Бога. Он и вскричал зычным голосом, обратившись к четырём Ангелам, коим велено было вредить на Земле и на море: «Не делайте вреда ни на Земле, ни на море, ни деревам, доколе не отмечены будут слуги нашего Бога печатью на челе!»
И тут я услышал число запечатлённых… (и было их) великое множество, которого никто бы не смог перечесть — из всех племён и колен, родов и народов, и наречий. Стояли они перед престолом и перед Агнцем. Все в белых одеждах с пальмовыми ветвями в руках. И славили Господа такими вот словами: «Спасение Богу нашему, Сидящему на престоле, и Агнцу!»
И все Ангелы грудились вокруг престола, и старцы, и животные создания. И все они пали ниц, чтобы поклониться Богу, восклицая: «Аминь! Хвала и слава, и премудрость, и благодарение, и честь, и сила Господу нашему во веки веков! Аминь»
Один из старцев спросил меня: «Кто эти люди, облачённые в белые одежды, откуда они пришли?» И я ответил: «Ты знаешь, Господин». Он же сказал мне: «Это те, кто перенёс великие скорби. Их одежды омыты кровью Агнца. Она и выбелила их. За то и пребывают они теперь перед престолом Божьим. День и ночь поклоняются Господу во храме Его. А Сидящий на престоле будет постоянно обитать в них отныне. И никогда более они не будут ни алкать, ни жаждать. Никогда больше их не испепелит Солнце, не опалит зной. Ибо сам Агнец, который стоит у престола, будет их пастырем. Он поведёт их на живые источники вод. А Бог отрёт всякую слезу с очей их».
Читатель — Автор:
— Но постой, погоди! А куда подевалась седьмая печать? Грамота ведь была опечатана семью пломбами.
— Семью. А разве не все уже сорваны?
— Только шесть.
— Ладно. Погодим. Найдётся и седьмая. Агнец ничего не забывает, ибо знает всё наперёд.
Из наблюдений:
Надверные шторы висят, как бархатные штаны на рыжем клоуне.
Лучники — разлучники.
Торопа — торопливая дорога, тропа.
Муст — Вовсу:
— Посмотрел бы ты на себя со стороны.
— Значит, вот чего ты хочешь.
— Причём очень хочу.
— Ты желаешь мне смерти.
— Чушь.
— Лишь когда мы умираем, появляется эта возможность увидеть себя со стороны.
— Не себя (уточняю!), а свой труп.
Авторские сентенции:
Нормальные негодяи используют в своих делах ущербных, потому что те не в состоянии понять происходящего. Они не ведают, что творят.
Внутри каждого из нас сидит ребёнок. Он растёт. И в зависимости от наших наклонностей обретает характер. Если мы ведём себя скверно, из него вырастает негодяй, который, в конце концов, и уничтожает своего носителя.
Когда исчезает страх, ты уже не человек (автор неизвестен).
Чем больше я работаю, тем чаще мне удаётся желаемое.
Чем старше я становлюсь, тем чаще замечаю за собой мальчишество.
У старейшины:
— Безжалостные люди! Что вы тут рассуждаете?!
— А что прикажешь делать?
— Действовать.
