— Скажи ему, пускай оставит, — прохрипел Семивёрстов.
— Нехай! Не надо трогать! — крикнул Терентий.
Вовс оглянулся, подождал чего–то. Достал из лодки ведро с рыбой. Принёс, поставил у калитки. Семивёрстов заглянул в него. Полно бакабашей, монахов, песчаных.
— Ну что, могу быть свободным? — спросил Вовс насморочно.
— Подожди! — тускло проговорил Семивёрстов. — Извини. Погорячился я… — невнятно с хрипотцой, не поднимая глаз.
— Никто никому, ничего не должен, — ответил парень и, не оглядываясь, пошёл прочь.
— Ты пустил ему кровя. Другой бы на его месте стал бы мстить. Но Вовс не из таковских, — сокрушённо бубнил Терентий, глядя уходящему вслед. — Ну что за день такой! Жарко, скучно и ни одной красивой женщины.
Есть края, где люди и природа красивы. Они веселы и сверкают — земля и лица. А тут живёшь в бедности. Прожил, можно сказать, лучшие годы, словно продешевил на базаре судеб. Неопытный покупатель — схватил первопопавшийся товар, не прицениваясь, не осмотревшись: может и что–то получше есть. Прожил в тоске, словно на обочине остался…
— Что я тут делаю? Тебе и в самом деле интересно знать? Что ж, малышка, знай: я прохожу сюда навестить свою молодость. Да! Такое бывает и вполне возможно, если у тебя хорошая память и тебе есть что вспомнить.
Рифмы впрок
Натура,
Натуля.
Афорист.
Аферист.
Инфляция.
Инфлюэнца.
Анастасия.
Анестезия.
Калеки.
Коллеги.
— Я тоже хотела уехать, раз ты так! — говорила вечером целый день молчавшая Ва.
Она почистила и нажарила рыбы. Остальную посолила. И теперь сидела — юбка колоколом — на пороге.
— Бросила бы отца? И не побоялась бы, что он с сердечным приступом, — отбивался Семивёрстов вяло. — Ради кого?
— Ты ведь не расист? — спросила она вдруг.
— Я не расист, но и ты ему не нужна.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что я знаю. Его наверняка давно уже с какой–нибудь единоверкой обручили. Никогда он не женится на нашей.
— Ну что ты сразу о женитьбе?
— А как же иначе? Ты ведь взрослая. И ещё. Вот ты меня осуждаешь, а ты можешь себе представить, что его отец так, как я, находит его у себя дома с тобой. Ты можешь себе представить, что было бы?
— Про них говорят, что они гостеприимные.
— Я не отрицаю. Но не в таких ситуациях. А представь себе такую картину: аборигенка привозит к себе домой парня. Да ещё иноверца, да ещё тайком. Такую никто из них в жены не возьмёт.
— Вовс против предрассудков.
— Он — может быть. Но не его родня.
— Но ведь и мы — не они. Не следовало бы его выгонять.
— Ты права. Так нельзя делать. Но это с одной стороны. А с другой — надо было. Надо было дать ему понять, что ты из строгой семьи. Потому что они нас в первую очередь за наше отношение к жизни презирают. Они считают нас растленным народом, потому что мы не блюдём традиций семьи, рода, не почитаем старших.
— Но мне ведь с ним учиться. Как я ему в глаза посмотрю?
— Очень просто. Увидишь, он тебя только уважать больше будет. Так что смотри на него сверху вниз, не мигая.
— Это почему же так смотреть мне?
— А потому что он ростом не вышел.
— Разве?! — изумилась Ва.
— А ты что, даже этого не заметила? Он ведь на целую голову ниже тебя.
— Нет!
— Вот видишь, какая ты у меня ещё слепая, как недельный кутёнок.
Ва шла над морем. Силуэт, освещённый поверхностью огромной воды, сначала прорисовывался довольно чётко. Но вот зеркало моря, стоявшего в штиле, взволновал ветер. Освещение изменилось, и верхняя часть силуэта пропала, растворилась в ночи. И только длинная туго схваченная пояском юбка, словно узкий белый луч, светит с неба на обрыв.
Они стояли на обрыве. А между ними пылало заходящее солнце. Терентий сказал, глядя на горизонт:
— Завтра будет большой ветер.
— Посмотрел я на него. И сразу у меня всё поплыло перед глазами. От гнева. Почему он рядом с ней? С моим ребёнком? Он — чужак, ничтожество?! Эта маечка, линялые джинсы, эти натужно надутые бицепсы, крашенные марганцовкой. Эта вежливая улыбочка. И узкая до неприличия задница. Всё меня так достало… Я даже испугался, что от всего этого у меня голова лопнет.
Две чёрные большие птицы летели в закат, прижимаясь к тёмной воде залива. И картина эта ввергла Семивёрстова в тоску, неведомой до сих пор силы.