— Деньги здесь ни при чем, — отрезал я.
Я все-таки оставался русским. Американец ухватился бы за эту фразу и, я думаю, закрыл бы этот вопрос раз и навсегда.
— Ты не завербованный агент, на которого всегда можно нажать, если он начинает брыкаться, — миролюбиво продолжил Бородавочник. — Да и у нас, я надеюсь, сложились и личные отношения.
Эсквайр сделал паузу, рассчитывая на подтверждение с моей стороны. Я кивнул — мне действительно упрекнуть его самого было не в чем.
— Но я не хочу, чтобы ты что-то делал в качестве личного одолжения мне — это ясно. Что остается? Для людей, которые работают здесь, есть понятие «долг службы», и с ними такой разговор был бы вообще немыслимым. Но ты живешь там, и это многое меняет. Во всяком случае, для меня.
И здесь Бородавочник был прав. Для него правила игры еще существовали. Я в Конторе мало с кем общался помимо него, но это были молодые волки. А он все-таки — старая школа.
— И какое будет решение? — спросил я. Я из деликатности не хотел подчеркивать, что решение должно быть принято обеими сторонами.
— Решение принимать нам обоим, — произнес за меня Эсквайр и снова вдохнул воображаемый запах со своей верхней губы. — Поживи пару дней, недельку, сколько можешь, у себя на даче, а потом мы снова встретимся. Один вариант такой. Если ты принесешь мне служебную записку с описанием подозрений, что тебя в последнее время пасут, я завизирую ее, и мы тебя законсервируем на неопределенный срок.
— А другой вариант?
— А другой вариант: тебя никогда больше не будут просить сделать работу, для которой сгодится и кто-то другой. Но, поскольку я часто видел тебя в делах из серии «миссия невыполнима» и поскольку ты один из тех, кому я безусловно доверяю, я смогу обратиться к тебе, если для кого-то это будет вопрос жизни или смерти. Так будет честно?
Я видел Эсквайра в разных ситуациях. Но он всегда всех переигрывает.
4
В тишине возник, потом стал отчетливым ровный гул. Я открыл глаза. За окнами, без ставен и занавесок, была кромешная тьма. Электричества в Талукане не было, вероятно, еще со времен последнего коммунистического правителя Наджибуллы. В нашем гостевом доме с наступлением темноты на несколько часов запустили движок, чтобы постояльцы могли поесть, но потом выключили. На улицах, как мы успели заметить, между редкими уличными фонарями даже не осталось проводов. Шум усилился, не оставляя сомнений: над нашим домом пролетал вертолет. А Дед Мороз уверял меня, что у них вертолетам запрещено летать даже днем в условиях плохой видимости!
Я с сожалением снова закутал голову в капюшон куртки. Я надеялся, что за окнами уже посерело, и мне не придется лежать в ожидании хотя бы точечного отключения.
…Так вот, мы виделись с Эсквайром в среду. Пока меня везли на дачу на служебной машине — теперь у Конторы были не «Волги», а «вольво» — я успел пожалеть, что не воспользовался ситуацией и не поблагодарил его сразу за благородное согласие отпустить меня с миром.
Когда мы встречаемся с мамой, я как будто попадаю в кокон. Течение времени прекращается. Мы не виделись пару лет, но как будто я никуда не уезжал и мы расстались только утром. Вторая особенность — вот я вошел в эту дверь, а в следующую минуту я уже выходил из нее. А на самом деле между этими двумя моментами проходили дни, иногда неделя. Однако на этот раз отсчет времени все же был.
Итак, в среду я жалел, что не вышел из игры сразу. В четверг я укрепился в этом мнении и решил на следующий день позвонить Эсквайру. В пятницу утром его мобильный не отвечал, наверное, он был на очередном совещании. Днем я позвонил его помощнику — Бородавочника на месте не было. А к вечеру я уже не был так уверен в своем решении. Эсквайр говорил о вопросе жизни и смерти. Он имел в виду, что сейчас был как раз такой случай? Короче, перезванивать ему я не стал.
В выходные я Эсквайра решил не тревожить. Это из-за границы, во время операции мне приходилось нажимать пожарную кнопку, зная, что его поднимут из постели немедленно, хоть в четыре утра. Будучи в Москве, я признавал его право на личную жизнь. В субботу я думал, не будет ли мне скучно, если моя жизнь ограничится ее видимой и публичной стороной. Конечно, мне больше не придется вести двойную жизнь, врать Джессике, Бобби и всем остальным. Но готов ли я сойти с адреналина?
