И я до сих пор вижу ее верного товарища Володю Пентелюка — всегда очень собранного, крепкого, высокого смоленского парня в войлочной кавказской шапочке, подаренной ему в Лефортово чеченцем Турпалом Атгериевым (подельником Радуева и Алхазурова), с которым Володя сидел в одной камере.
А вместе с Алхазуровым в камере № 32 Лефортовского замка в разное время успели посидеть и Аксенов с Лимоновым. Эдуард рассказывал мне о своих беседах с Алхазуровым. И про то, что потом по ночам, когда они ложились спать на свои шконки, стоящие буквой «Г», голова к голове, Лимонову «снились сны Алхазурова»…
Судили Радуева, Атгериева и Алхазурова в Махачкале, и государственными обвинителями на том процессе были сам Генеральный прокурор России Владимир Устинов и Сергей Вербин — тот, кому чуть позднее, в 2002 году, было поручено поддерживать государственное обвинение в Саратовском областном суде по делу Лимонова и национал-большевиков.
И тем не менее, несмотря на все усилия Сергея Вербина, Саратовский областной суд оправдал подсудимых по трем наиболее тяжким статьям обвинения (терроризм, создание незаконных вооруженных формирований и призывы к свержению государственного строя), признав их виновными лишь в приобретении оружия и боеприпасов. В результате Лимонов был приговорен к 4 годам лишения свободы в колонии общего режима, Аксенов — к 3 годам и 6 месяцам, Карягин и Пентелюк — к 2 годам и 6 месяцам, Силина — к 2 годам и 4 месяцам, а Лалетин — к 2 годам и 3 месяцам лишения свободы.
Как видим, Карягин, несмотря на обещания оперативников и следователя Шишкина, не получил сколько-нибудь заметных скидок за свое сотрудничество со следствием. А ведь гособвинение просило дать ему условное наказание! Но суд не пошел на это. И приговор в отношении Карягина очень удивил и расстроил и его самого, и его защитника.
Почему так произошло, я расскажу в дальнейшем. Но это — пример того, что судебный приговор может все-таки носить и воспитательный характер. Однако так бывает, только когда приговор справедлив! А если нет, то ни о каком воспитании не может вестись и речь. Что в большинстве случаев у нас и происходит. Ведь наши приговоры чаще выполняют функции устрашения — устрашения и наказания не столько виновных, сколько несговорчивых, не признавших своей вины и не сдавших своих товарищей (хотя признание вины и раскаяние — не одно и то же, но об этом все забывают в погоне за большей раскрываемостью преступлений). А также — функции поощрения слабых и трусливых, своим признанием облегчивших работу следователя, гособвинителя и судьи. И это уже не воспитание, но — учеба: наглядный пример другим того, как надо себя вести, если хочешь получить меньший срок, хорошую камеру или нормальных сокамерников. И чем больше заложишь друзей и подельников, тем тебе будет лучше.
* * *
«Ты убивал, воровал и грабил? Ничего страшного! Назови тех, кто был с тобой, кто тебе подсказал, где можно украсть, кто попросил или приказал тебе убить, и ты получишь за всё условно. Ах, ты еще и сам кого-то когда-то убил? Ничего, мы про это забудем. К тому же там уже нашли виновного. За ним, знаем, тоже много грешков, так пусть расплачивается — не за свое, так за чужое. Наказания, как говорится, без вины не бывает…»
Вы думаете, это все моя выдумка? Нет, это — жизнь. И много лет за того подонка, заключившего сделку с обвинением, отбывал наказание реальный человек. Я не хочу называть его имени, потому что он не являлся нацболом, а мы говорим сейчас о них. Но случай реальный и весьма показательный.
Вы спросите, а говорили ли он и его адвокаты обо всем этом судье? Писали ли жалобы? Да, говорили и писали. Но судья, наивная душа, ничему не поверила. Или сделала вид, что не верит. И сказала, что к делу, которое она рассматривает, это не относится, а доказательств вины подсудимого в деле достаточно — его опознали аж две свидетельницы и отец покойного, который тоже случайно оказался на месте преступления. Две женщины видели из окон второго и третьего этажа большого дома, как во дворе, в 70 метрах от них, происходила драка трех парней. Случилось это холодной московской
