— Ты его не узнала?
— Нет. Я бы и внимания не обратила, но только он оглянулся, когда я что-то сказала Сюзи, и вроде как помахал. И я еще подумала: интересно, у кого сегодня счастливый день?
— Счастливый день?
— У него была такая длинная белая цветочная коробка, и я вспомнила, что Эд совсем перестал дарить мне цветы.
— И это было примерно около полуночи?
— Да я бы сказала, не примерно, а точно.
— Я сейчас покажу тебе фотографию, Нэнси.
Рина стояла в кухне Джона, глядя на фирменную салфетку из «Сирико» на серванте. Такие салфетки всегда вкладывали в упаковку при доставке на дом. Потом она заменила салфетку полицейской биркой, указывающей местоположение улики, и спрятала ее в пластиковый мешок.
— Джон возвращается, — сказал ей О’Доннелл, отключив сотовый телефон. — Будет здесь часа через два-три. Хочешь начать работать здесь или подождешь, пока он вернется?
— А ты не мог бы пока сам этим заняться? Я хочу взглянуть, как там моя семья, а потом завезти в участок уже собранные улики.
— Возьми с собой патрульного.
— Я так и сделаю. А знаешь, он мог бы и не спешить. Мог подождать еще день или два, мог убедиться наверняка, что Джон дома. Но ему важнее было заставить нас побегать именно сегодня. Он ждал только одного: когда же я наконец соображу, кто он такой.
— Дом твоих родителей под охраной. Часовые у парадной и у задней двери.
Рина выдавила из себя улыбку.
— Это его разозлит. — Тут зазвонил ее телефон, и у нее внутри все сжалось. — Хейл.
— Жаль, что его не было дома. Он бы сейчас уже поджаривался.
Рина сделала знак О’Доннеллу.
— Для тебя это, наверно, стало большим разочарованием, Джоуи.
— Черта с два! На сегодня с меня хватило полицейской суки. Я думал о тебе, пока трахал ее, Рина. Всякий раз, как я ее насиловал, я думал о тебе. Ты получила мои послания?
— Да, я их получила.
— Это лицо твоего папаши в дурацком поварском колпаке на логотипе, не так ли? Твоя сексуальная мамаша его нарисовала. — Он засмеялся, убедившись, что Рина молчит. — Тебя ждет еще один сюрприз. В клинике твоего брата. Лучше поспеши.
— Черт. О черт! — Рина сбросила звонок и набрала девятьсот одиннадцать. — Клиника, где работают мой брат и его жена. Это в двух кварталах отсюда.
— Я сяду за руль.
О’Доннелл выбежал из дому вместе с ней.
Карта вин от «Сирико» лежала в придорожной канаве, а здание было охвачено огнем.
— Я одеваюсь. — Рина открыла багажник и вытащила свою робу. — Помогу тушить.
— Рина!
От удивления она замерла: впервые за все время совместной службы напарник назвал ее по имени.
— Ты на ногах уже сколько? Часов восемнадцать? Пусть этим займутся пожарные.
— Он заставляет нас бегать кругами, распылять силы. — Рина со злостью захлопнула багажник. — Он не может напрямую ударить по «Сирико» или по мне и моей семье, поэтому он поджигает здесь. Просто со зла на меня.
Рина стояла, держа шлем в опущенной руке, а перед ней плясало пламя.
— Он увлекся, — решительно заявила она. — Он заигрался, он уже не может остановиться. Как ему теперь выйти из игры? Игра затягивает, гипнотизирует. И обязывает.
— А что еще он может поджечь? Все, что осталось, взято под охрану.
Дым вызвал слезы у нее на глазах.
— Школа, потом Бо… Ну, Бо, я думаю, — это так, случайность. Просто возможность представилась. Хочет держать меня в напряжении. Жена Умберио, потом Джон. А теперь Сандер.
— Прокладывает дорожку к тебе.
— Я для него — финишная ленточка. Это все укладывается в схему мести, но порядок не тот. Сандер должен был гореть после школы. Сандер был следующей ступенью, потом мой отец, потом ресторан и так далее. Он перепрыгивает через этапы, но сохраняет общую схему.
— Его старый дом. Это вписывается в схему, — добавил О’Доннелл, когда Рина повернулась и пристально взглянула на него. — Там взяли его отца, и он больше туда не вернулся. Его самого вытащили из этого дома. Мать увезла его оттуда.
Рина бросила шлем обратно в машину.
— На этот раз я сяду за руль.
